Сибирские огни, 1959, № 6

ному. Оно воспринимается как заклина­ ние человека, которому теперь, по об­ стоятельствам действительности, грозит опасность «забыть» мужественные и честные правила «подоконника». Воль­ во или невольно, но студенческая жизнь противопоставляется как укор всей остальной. На невероятный размах обобщения претендует концовка стихотворения «Приду!»: В любую эпоху, в любом году, Хорошие люди, Плохие люди, Читайте! Верьте! Приду! Так и вспоминается «Война и мир» В. Маяковского: И он, свободный, Ору о ком я. Человек, придет он! Верьте мне! Верьте! А дело-то в -пустячке, который рядом с великим протестом Маяковского про­ тив всемирной бойни зазорно и ста­ вить, — дело в студенческой записочке о свидании, где попалось слово «приду». Фоняков подчас смотрел, как это бы­ ло в стихах прошлого года, на жизнь с относительной высоты студенческого подоконника, старался выдать ее за ка­ кую-то абсолютную высоту. Пора най­ ти ему истинную высоту для отображе­ ния величественных картин, событий наших дней. В. Киселев в своей книге «Хороший обычай» больше многих других поэтов привязан к конкретным трудовым делам сибиряков. Нередко ощущаешь в его стихах предметное знание описываемой действительности. Бетонщиков с плотины и кессона Узнаешь по пожатию руки: В ней — крепость перенята у бетона, Порывистость, как видно, — у реки. Он хорошо знает учетчицу «в брезен­ товом плаще», которая среди множества имен «любовно» заносит в сводку одно имя, «-безвестное пока». Знание жизни видно в стихотворениях «Чудесные ма­ стера», «Дорог час», «В Качугеком бору». -Но В. Киселеву явно недостает вто­ рого компонента мастерства: умения воплотить в поэзию познанный жизнен­ ный материал. Даже когда у него есть своеобразная мысль, о-н преподносит ее читателю художественно необработан­ ной. Почти все стихи поэта посвящены Сибири. Но и почти все они лишены сибирского колорита — в деталях, в языке, в чертах природы и характеров. Властвует какой-то среднестатистиче­ ский язык: Я рос в тайге, а не в оранжерее, Жил не в тепле—под крышей шалаша. А там, в тайге, с годами не стареют. И в шестьдесят не вымерзнет душа. Как еще и еще раз не вспомнить И. Мухачева, стихи которого исполнены изумительно красочного колорита, най­ денного в Сибири, принадлежащего только Сибири. В том-то и беда, что мало и небреж­ но учатся наши молодые поэты у ста­ рых мастеров. Они даже творчество- друг друга плохо знают, и это рождает -потоки стихов, схожих, как пятаки. Смысл стихотворения М. Сергеева «Спасибо вам, люди!» заключается в- том, что окружающим людям он «так иль иначе всей жизнью своей, всей судьбою обязан». В. Кауров говорит в стихотворении «Встанут рядом со мной», что он хотел бы вписать в свою анкету «всех хороших людей», кто ему «жить помогал». Зачем нужны эти декларатив­ ные дополнения к давно существующему стихотворению Вадима Стрельченко- «Моя фотография»? -Стихотворение В. Киселева «Гармонь да темные очки» воспринимается, как бледная копия стихотворения Н. Перева- лова «В вагоне», написанного пять лет назад. Читаешь «Месть» А. Кухно и вспоминаешь Ваншенкинского «Маль­ чишку». Е. Жилкина пишет: Никогда не забывай, что значит Мать в твоей большой судьбе. Эту прописную истину поэтесса не пытается освежить хоть новым строем образов, хоть каким-то психологиче­ ским нюанс-ом. Все идет в духе зауряд­ нейших, наставлений: «За тебя всегда она в -ответе, матери всесильная лю­ бовь», «Помни, что вспоила и вскорми­ ла, силу крыльям молодым дала». Возможно ли так писать о -материн­ ской любви, после того, как в русской- классике существует «Внимая ужасам-: войны» Н. А. Некрасова, а в советской поэзии есть «Мать» Н. Дементьева. «Смерть матери» В. Луговского, «Мама» Я. Смелякова! Может быть, -в живописи необходимы -копиисты. Там оригиналы привязаны к определенным картинным галереям, и их надо как-то распространять. Но в поэзии копии бесполезны, они ходят ря­ дом с оригиналами, и это соседство для них губительно. Кто из поэтов не любит повторять слова В. Маяковского о том, что поэ­ зия — это езда в незнаемое! Но почему же в их устах так часто это звучит па­ радной декларацией? Почему, переходя к делу, они ломятся в давно уже «знае- мое»? Небогатый запас собственных наблю­ дений и мыслей, плохое знание жизни и поэзии — вот истоки рождения ко­ пий. Поэт тратит свою мозговую энер­ гию на изобретение того, что уже до него создано. Есть такой исторический факт. В двадцатых годах нашего века один мон­ гол, живший в глуши, изобрел деревян­