Сибирские огни, 1959, № 6

бы ему помочь! Ты подумай об этом и завтра скажешь. Ладно?». Не хочется читать дальше. «Не верю!» — должен сказать редактор. Не верю, что в ответ на объяснение в люб­ ви Зоя дает Григорию комсомольское поручение. Любит она его или нет, а в такую минуту она ответит иначе. Дру­ гие найдутся у нее слова, по-другому за­ звучит голос. А это все выдумки. Не верю. Перед нами второй рассказ. Герои­ ня — бурятская девушка, Бальжит, па­ сет в горах овец. Впервые отправилась она вместе с дедом на зимние пастби­ ща. И вот однажды началась снежная буря. Дед заболел. Бальжит сама загна­ ла овец в теплый двор и сама съездила за сеном к реке. «Веселая и возбужденная вбежала она в избу, сбросила с плеч платок и шубу и посмотрела на кровать, ожидая обычной похвалы деда. Но на этот раз дед молчал, и Баль­ жит, обеспокоенная, подошла ближе. — Тебе плохо, дедушка? — сказала она тихо и приоткрыла одеяло. Дед застывшими глазами смотрел в потолок. — Дедушка-а-а, — крикнула испу­ ганно Бальжит и схватила его руку. Рука безжизненно повисла с кро­ вати. На минуту сердце Бальжит сжалось от страха. Хотелось закричать, запла­ кать, побежать в улус, но... в сознании промелькнула мысль: «Дед мертв и ему уже ничем не по­ мочь, а ее уход с зимовья может прине­ сти артели непоправимый вред. Сегодня овцы начинают ягниться. На улице ме­ тель, и пока она дойдет до улуса, много ягнят может погибнуть, да и дойдет ли она в такую непогоду до улуса? Нет, ей нельзя уйти отсюда». Бальжит подошла к деду, прикрыла его лицо одеялом и включила радиопри­ емник». «Не верю!» — должен сказать редак­ тор. Неужели, стоя над мертвым телом деда, Бальжит рассуждает так холодно и так логично? Бальжит решилась на подвиг: остаться и спасти ягнят, — а подвиги совершаются в состоянии ду­ шевного подъема, а не под диктовку су­ хого, рационалистического рассужде­ ния... И неужели в такую страшную ми­ нуту ее мог утешить радиоприемник?.. Автор не слышит, каким кощунством звучит последняя фраза... Одной рукой прикрыла лицо мертвому, другой — включила радио! И читатель должен ве­ рить глубине ее горя, интересоваться ее дальнейшей судьбой! Но читатель во­ все не так легковерен, напротив: почув­ ствовав фальшь хотя бы в одном дви­ жении Бальжит, он роковым образом перестает верить в самое ее существова­ ние, — а заодно и в улус, и в метель, и в деда, и в его смерть. Событие совер­ шенно реальное — героический посту­ пок советской девушки — больше того, событие типическое — потеряло под пером автора свою достоверность. «...в искусстве, — говорил Лев Тол­ стой, — ...ложь уничтожает всю связь между явлениями, порошком все рассы­ пается». Именно это и случилось с приведен­ ным рассказом. Ложь обратила изобра­ жаемую жизнь в порошок, тлен, прах. Третья рукопись на столе у редакто­ ра. Написана она другим человеком, и снова при чтении чуть ли не каждого абзаца хочется воскликнуть: «не ве­ рю!»... Жена ушедшего в море моряка, Екатерина Николаевна, прислушиваясь к грохоту бури, беседует со своей сослу­ живицей, тетей Ниной. Разговор разви­ вается совершенно противоестественно: собеседницы почему-то сообщают друг другу то, что им обеим несомненно и без разговора известно. Они явно не друг с другом разговаривали, — как они разговаривали бы в действительности,— а сообщают сведения читателю и слу­ шающей их девочке Дусе; они, так ска­ зать, «работают на публику». «— Я так волнуюсь, дорогая Ниноч­ ка, — говорила мама. — В открытом море шторм, кажется, уже все рыбаки вернулись, а он там. Это ужасно! — Успокойтесь, Екатерина Никола­ евна, — ответила тетя Нина. — Ваш Игорь Владимирович опытный, смелый капитан. Он дал обязательство ловить рыбу в любую погоду. А слово у него твердое. Вы и сами знаете, к его судну прикреплен кунгас. Только накануне он взял в море у сейнера двести шестьде­ сят центнеров рыбы. Это же целая гора! Вот Игорь Владимирович и не захотел порожняком возвращаться». «Вы и сами знаете...». В том-то и дело, что Екатерина Николаевна навер­ няка и безо всякой тети Нининой под­ сказки знает и про кунгас, и про обяза­ тельство, и про 260 центнеров рыбы. Это не разговор, а сплошное притвор­ ство: не станет тетя Нина сообщать Ека­ терине Николаевне известные ей циф­ ровые данные, да еще в такую тяже­ лую для ее подруги минуту. Тут впору подбодрить человека искренним участи­ ем, а в словах тети Нины, хотя она и начинает свою речь восклицанием «успокойтесь», больше холодного тре­ ска, чем сочувствия... А через два-три абзаца и Екатерина Николаевна начи­ нает в свою очередь рассказывать тете Нине то, что подруге и сотруднице и без того безусловно известно. «Скумбрию в масле мы хорошо освои­ ли, — говорила мама. — Консервы в томатном соусе тоже очень удачны. Те­ перь нам надо изготовить наши примор­ ские шпроты. И чтобы по вкусу не усту­ пали настоящим».