Сибирские огни, 1959, № 6
выходит человек... маленький, слегка сгорбленный... в знакомой одежде! В руках он держит ведро с водою. — Улукиткан?! Ты ли это? — изумленно кричу я старику, охваченный ра достью. Он опускает ведро на землю, молча подает мне сухую руку. Я догадываюсь, что Улукиткан вернулся совсем, и не могу удержаться, что бы не обнять, не дать почувствовать старому эвенку, как дорог он нам. Я крепко обхватываю руками щуплое тело Улукиткана и долго тискаю... Посторонний че ловек мог бы подумать, что мы не виделись с ним целую вечность. — Майка убежала от меня, — тихо говорит старик, — и я вернулся. Мо жет, верно, я не должен бросать вас в этих горах. Если счастье не хочет идти со мною, я должен идти за ним. Уже близко слышится крик Лиханова, к табору подходит караван. Мы по могаем развьючивать уставших животных и отпускаем их на корм. А дождь все идет и идет. Будто растаял ветер, поникла тайга. Но под елью сухо. Мы торопимся скорее обсушиться, раздеваемся, развешиваем одежду и по луголые окружаем большой костер. Пламя весело лижет дрова. С веток падают тяжелые капли влаги. Освещенные дрожащими бликами огня, все мы кажемся странными существами: скорее похожими на каких-то горных духов, спасающих ся под елью от непогоды. — Однако, долго будет дождь, — говорит Улукиткан. — Почему ты так думаешь? — Так хочет море. Когда оно сердится — посылает на землю груженые тучи. Много дней будет дождь. Так всегда бывает летом. Мы пьем чай, кто стоя, кто примостившись на дровах. Во тьме ходят олени, изредка стряхивая с себя дождевую влагу. Утро не приносит нам утешения. Тяжелый туман, цепляясь за вершины гор, нехотя ползет на запад, обильно смачивая и без того размокшую тайгу. Безвет ренно. Молчат птицы, обленились комары, беззвучен воздух, не откликается эхо, спят собаки, и на душе досада, — все это признаки наступившей длительной непогоды. В приглушенной сыростью тишине живет только ручей. Тесно стало ему в русле, распирает плечами берег, сталкивает валуны, бушует. Но к полудню совершенно неожиданно и, вопреки убеждению старика, на тайгу набросился ветер. Дождь перестал. Зашумел обрадованный лес, сбрасы вая с листвы влагу. Отступил к вершинам туман и там затаился в расщелинах скал. Но вскоре ветер перешел в ураган, и царство тишины и покоя внезапно превратилось в кромешный ад. Что-то невообразимое поднялось вокруг: треск, стон падающих деревьев и грохот скатывающихся камней смешиваются с ревом рассвирепевшего урагана. Ветер разметал огонь, разбросал висевшую одежду, сорвал пологи, палатку. Всех нас охватывает состояние какой-то приниженности и беспомощности при ви де этой беспощадной схватки бури с тайгою. — А ты, Улукиткан, говорил, что дождь надолго, — напоминает Василий Николаевич, подбирая разбросанные вещи. Старик посмотрел на небо, прислушался к ветру и вздернул плечами. — Однако, ветер дурной, напрасно дует, — море сильнее его, дождь все равно будет, — отвечает он уверенно. Через полчаса ветер затих так же внезапно, как и появился. Туман над на ми поредел, и сквозь него обозначилось солнце, стало немного светлее. На тайгу нельзя смотреть без сожаления! Лес поредел, выкорчеванные де ревья повалены, как после артобстрела, от костра остались только дымящиеся головешки. Мы собираем вещи, разжигаем костер. Трофим с Василием Николаевичем садятся за починку пологов и палатки. Тайгу сушит теплый, ласковый ветерок, налетающий снизу мягкими струями. Но онемевшая природа упорно молчит, и
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2