Сибирские огни, 1959, № 6
потерял — ушел через перевал дальше. Но Карарбаха потом у нас ничей глаз не видел, значит пропал он за перевалом. Ай, жалко! Хороший люди был. Ты вари чай, а я смотреть буду, нет ли близко лабаза... И старик ушел в ельник. Уже полдень. Млеет тайга, облитая золотой благодатью солнца. Резвясь, шалят сквозные ветерки. В небесной лазури ни единого облачка. В природе— сонливый покой. Кажется, надолго установилась погода. Где же взять воды для чая? Ручей шумит далеко и глубоко в щели. Разве посмотреть, нет ли на мари льда? Беру топор, сдираю толстый мох. Под ним оказывается вечная мерзлота. Это уже выход из положения! Срубаю верхний слой, добираюсь до корен ного льда, набираю его полный котелок, а сам думаю: вот это будет чай! Ведь льду, вероятно, много тысяч лет! В те далекие времена, вероятно, здесь, где сейчас марь, было озеро. Может быть, перед тем, как ему замерзнуть навечно, из него пили воду мамонты, ги гантские олени или какие-нибудь другие доисторические животные... Улукиткан вернулся с находками: принес изъеденные ржавчиной кусок железа от печки и котел, роговые кольца от узд и всякую мелочь. — Видишь? — говорит он. — Улукиткан не зря думал. Карарбах потерял всех оленей, вернулся назад на Зею. Без оленей зачем ему идти за перевал? А потки положил на маленький лабаз, видно, хотел скоро прийти за ними, но смерть поймала его раньше. Лабаз давно упал, все сгнило, только это оста лось. — И старик бросил все на землю. Решаем подняться на вторую террасу, чтобы окончательно убедиться в наличии прохода. Пересекаем ельник, выходим к шумливому ручью. Он пада ет с террасы, дробится о подстерегающие его внизу камни и прозрачными струя ми сачится между валунов. Столбы пыли окутывают водопад, береговую зе лень, и кажется, будто здесь, в каменной щели купаются призраки, взмахивая прозрачными крыльями. Мы еще не подошли к водопаду, как ветерок набросил какой-то знакомый запах цветов, да такой сильный и приятный, что мы с Улукитканом останови лись. Здесь, в суровом крае, цветы почти без аромата, это не юг, где раститель ность соревнуется не только в формах, но и в запахах. И вот такая радость — где-то близко живет пахучее растение! Где оно? Какое? Мы без сговора идем на встречу запаху. Да ведь это душистый рододендрон! — вдруг осенила меня мысль. С эти ми цветами я встречался на белогорьях Восточного Саяна. Даже там, среди пышных альпийских лугов, среди благоухающей зелени, он — самый душистый цветок, и запах его человек улавливает на большом расстоянии. Запах привел нас к водопаду. На высоком каменистом борту, среди мелко го стланика мы увидели заросли душистого рододендрона. Это низкорослое мно голетнее растение, характерное для гольцовой зоны гор, растет по россыпям. Мелкие бледно-розовые и белые цветы издают резкий запах. В нем и ваниль ная пряность, и гвоздичная свежесть, и еще что-то, присущее только' этому виду рододендрона. Я набиваю им рюкзак. Как обрадуется Василий Николаевич, увидав этот цветок! На Восточном Саяне, где он родился и где прошли его молодые годы в погоне за соболем и в охоте на марала, душистый рододендрон называется «белогорским чаем». Его заваривают кипятком и пьют, как чай. Бледно-розовые цветочки напомнят моему другу родные горы... Ниже водопада переходим ручей и начинаем подниматься на террасу. Подъем крутой, по густому ельнику. Пол мягкий, почти нет камней. Это радует и обнадеживает нас. За крутизной снова равнина с ворчливым ручейком, видна третья терраса, вероятно, последняя. По ней лепится мелкий лес, спускаются к подножию «све жие» полосы россыпей. Теперь хорошо обозначилась седловина, образовавшая
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2