Сибирские огни, 1959, № 6
достью, буквально упиваешься им и чувствуешь, как ое проникает в кровь, раз ливается по телу бодрящей струей. Не дышишь им, а глотаешь его, как ключе вую воду. А то вдруг ветерок дунет на тебя такой свежестью, что невольно оста новишься и оглянешься — не дыхание ли это теплого моря? Поднимаемся по гребню, заваленному крупными обломками скал. О них на поминают каменные столбы, точно истуканы возвышающиеся над развалинами. Какому страшному разрушению подвергся хребет, вернее его южный склон. Но создается впечатление, будто эта грандиозная работа не была доведена до кон ца, что-то помешало намеченному плану. Часть скал осталась нетронутая. Они теперь возвышаются над обломками, как бастионы, преграждая нам путь к вер шине. Какие сложные обходы приходится нам делать, чтобы отнять у склона лишний метр высоты. С нами поднимаются ввысь разрозненные толпы стлаников. Уже недалеко и их граница. Лепятся по склону приземистые белолистые ивки, мелкий ершик, золотистые рододендроны. Сюда, на простор, к вечным туманам выползли ли шайники, осочки, папоротники и даже лук. А вот — елочка, будто в страшном ис пуге прижавшаяся к земле. Все они здесь живут только под защитой камней. Своим существованием они обязаны ветру, птицам и зверям. Это они заносят сю да в гольцовую зону гор их семена. Улукиткан устает. — Мяса нет, сала тоже нет, — жалуется он. — Пока под кресало не под бросишь камень — огня не будет. Не могу ходи. Мне мучительно жалко старика. — Ты останься здесь, а я поднимусь на вершину, осмотрюсь. — Что ты, что ты, обязательно сам ходи буду. Только сила где? — голос его дрожит от внутренней боли... Видно, трудно старику примириться со своей физической немощью. — Давай бердану, я понесу ее... — Э-э-э... — тянет он печально. — Старый люди все равно что маленький, помогать надо, а то упадет. — И Улукиткан передает мне ружье. Но и это не помогает, через каждые двадцать шагов делаем передышку. Ни чего не остается, как снять пояс, дать один конец Улукиткану, а другой переки нуть через свое плечо и так тянуть старика наверх. Но тут нас поджидало горькое разочарование: мы поднялись всего лишь на боковую вершину, а главная, с выщербленным конусом, возвышается еще впе реди. К ней ведет узкий гребень, заваленный обломками и снегом. Улукиткан, собрав остатки сил, вдруг выпрямляется, смотрит вперед, и его лицо от досады перекашивается. Ноги старика не выдерживают, подламываются, и он безвольно опускается на россыпь, а выпавший из рук посох катится вниз, но, к счастью, за стревает между двумя небольшими выступами. Я стелю свою телогрейку под камнем, усаживаю на нее обессилевшего ста рика и сам сажусь рядом. Молчим. Потом я открываю банку консервированно го мяса, и мы обедаем. Постепенно возвращается к старику бодрость духа. До вершины — метров четыреста крутого подъема. Как я ни уговариваю старика, он все же решает идти со мною. Тут уж сказалось его упрямство, жела ние доказать себе и мне, что еще не все потеряно. Идем не торопясь, с частыми передышками. На карнизы старик взбирается с моей помощью. Уже остается метров полтораста, как вдруг справа вырывается нестройный стук камней и, не смолкая, ползет вверх. Вот что-то серое мелькну ло в просвете на вершине, за ним второе, третье. Это снежные бараны. Послед ний, выскочив наверх, задержался над обрывом, повернув к нам насторожен ную голову. Один короткий миг — и пугливое животное исчезает. Эта мимолетная сцена взволновала нас. Значит, мы не одни здесь среди каменистых потоков. Еще усилие — и мы на вершине. На часах без десяти одиннадцать. Нако
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2