Сибирские огни, 1959, № 6
и подозревать невозможно. Как ловко он пропихивает свое маленькое, с виду хлипкое, тело между камней, какие цепкие у него руки. Его движения осторожны, а шаги спокойны, будто идет он по хорошо знакомой тропе. Ельник постепенно мельчает, выклинивается, упираясь в стены мрачных скал. На смену, из боковых ложбин, поднимаются лиственницы вместе с низко рослым ольховником и полярной березкой. Только стланик не отступает и, подни маясь ввысь, пенится по крутизне1. Здесь, как нигде, заметна титаническая борь ба растительного мира с мертвыми громадами скал. Наиболее упорна в этой борьбе лиственница. Но какой ценою она платит за дерзкую попытку подняться на безжизненные вершины гольца и расселить там свое потомство! Вот перед нами одна из старейших лиственниц. Она выросла под скалою, на голом камне, будто нарочито подложенном под нее. Поблизости нет ни мха, ни кустика, ни травинки, только она одна среди серых развалин. Корни дерева у оснований толще ствола, они как бы расплылись по холодной подстилке и цеп ко обняли со всех сторон камень — только так и можно удержаться на губи тельном ветре. Концы же корней прячутся в глубине щелей, и кажется неве роятным, как они без почвы спасаются зимою в пятидесятиградусный мороз. Лиственница сгорбилась в три погибели, как от мучительной боли, ветки ее больше чем наполовину засохли, вершина сломалась, а там, где были сучья, чер неют дыры. В лютую зимнюю погоду из этих дыр старого' дерева вырывается душераздирающий вой, одинокий и печальный, как сирена погибающего корабля. А посмотрите, как гордо держит над россыпью это одинокое дерево свою един ственную зеленую ветку, обращенную к макушке гольца, будто призывает по томство к борьбе с мертвыми курумами, неумолимо надвигающимися сверху на лес. Поднимаемся дальше. Улукиткан устал. Рот открыт, на шее вздулись си ние прожилки, грудь дышит часто, тяжело, но ноги еще передвигаются. — Ую-ю... ую-ю... — все чаще вырывается из его уст звук изнеможения. Становится просторней. Россыпи широкими полосами расчленяют и без того скудный растительный покров склона. Теперь перед нами тянутся заросли приземистых ив, обглоданных ветром, и мелкого ерника, чередующегося со стлаником. Уже начинаются «прилавки», усыпанные щебнем глинистого стлан ца, с мочежинами и со снегом в чашинах. Мы взбираемся на один из выступов, присаживаемся отдохнуть. Скоро полдень. В воздухе сырость. Ветер с диким посвистом мечется по склонам голь ца. С востока наплывают тучи, заливая голубизну неба мутью. На дне ущелья копится белесый туман, клубясь в складках рельефа, и от него поднимается ар кой радуга чудесной раскраски. В строгом овале радуги виден южный край Станового. Улукиткан, сдвинув седеющие брови и сощурившись, прощупывает глазами складки гор. Ветер ро ется в его жестких волосах, губы шепчут что-то невнятное. Со дна ущелья, над которым мы находимся, доносится приглушенный туманом грохот водопадов. Я также не могу оторвать взгляда от панорамы. На противоположной сто роне ущелья высится гигантская скала в несколько сот метров. Ее стены, изъе денные зимними обвалами и отполированные до черноты, угрожающе нависают над узким провалом. Левее этой скалы, за крутой каменистой ложбиной, пере хваченной тремя террасами, столпилась другие скалы. Они, будто сбегая вниз по крутому склону хребта, столкнулись друг с другом, да так и замерли над пропастью. И дальше на запад — все скалы и скалы, подступы к которым запле тены непролазным стлаником... — Ты смотри сюда, — говорит Улукиткан, указывая крючковатым паль цем на скалы. — Там, однако, низкий перевал есть. Как думаешь? Действительно, в том месте, куда показывает старик, заметна какая-то брешь в рельефе, но седловина ли это — рассмотреть трудно, надо подняться на вершину гольца. — Ты узнаешь место? — спрашиваю я проводника. 7. «Сибирские огни» № 6.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2