Сибирские огни, 1959, № 5
кой лощине. Мимо тянулись кусты, овраги, елани и пашни, побуревшие от всходов ранней пшеницы. Склоны сопок еще желтели от прошлогод ней травы, но там, где согрело весенним солнцем, уже зеленела молодая травка. В рощах зацвели дикая яблоня и черемуха. Сладкий аромат их Егор с удовольствием вдыхал, жмурясь от яркого солнечного света, и невольно вспоминал родные места, родных людей. Миновав зажатую в лощине горами деревушку Благодатское, конь вымахнул на заросший ерником хребет, и Егор сразу же увидел Горный Зерентуй, а ближе к себе, под горой, — обнесенное белокаменной стеной трехэтажное здание тюрьмы. Под хребтом, в полуверсте от тюрьмы, окруженные конвойными, ра ботали партии арестантов. В ближней к дороге партии работало не менее полсотни человек. Рыли большую квадратную яму. Верхний слой земли снимали лопата ми, а там, где еще не оттаяла мерзлота, ее долбили ломами, кайлами, железными клиньями, по которым били кувалдой. Работа не прекраща лась ни на одну минуту. Из ямы наверх летели комья мерзлой земли, желтые куски глины, камни. Несколько' каторжников, звеня кандалами, выкатывали по доскам наверх груженные землей тачки. «Для чего же это они копают? — рассуждал Егор. — Неужели ру ду какую нашли и так близко от тюрьмы?» Он уже повернул коня, хотел подъехать поближе к работающим, спросить, что здесь добывают, а кстати узнать про Чугуевского и Швало- ва, но один из часовых, стукнув прикладом о землю, сурово крикнул: — Стой! Куда прешь! — Спросить бы мне... — Нельзя, проваливай мимо! — Ишь-ты, какой сердитый! Кобылка чертова, крупоед!.. — обру гал Егор часового и, тронув ногой Гнедого, зарысил к тюрьме. В этот день дежурным привратником был старик Фадеев. Спрыгнув с коня, Егор привязал его около ворот солдатской казармы, пику при слонил к забору и, придерживая рукой шашку, пошел к караулке. Не по себе стало Егору, когда увидел он вблизи массивные сводчатые ворота тюрьмы, высокую каменную стену, за которой где-то там, в каземате, то мятся его товарищи. Тяжело вздохнув, подошел он к привратнику и, ки нув руку под козырек, осведомился: — Дозвольте спросить, господин служащий, мне бы повидать каза ков наших, осужденных, Швалова и Чугуевского. Можно? Стоящий на крылечке Фадеев сверху вниз посмотрел на Егора, по теребил бороду: — Нельзя, станишник. Не разрешают теперь свидания. — Не разреша-ают? — разочарованно переспросил Егор.— Эко, до сада какая! Повидать-то их надо было крайне, в одной сотне со мной были. — Знаю обоих, по политическому делу сидят. — Никакие они не политические, а самые обыкновенные казаки. Да и осудили-то их ни за что, ежели хотите знать. Нельзя, значит, свидеть ся? А пересказать не можете, что, мол, казак приезжал, Егор Ушаков, хотел их видеть. Можно это? А полк наш, скажите, этим летом в стани це Калгинской будет в лагерях. — Калгинско-О’-ой? Ведь у меня там свои — отец, братья. Поспро шай там на Заречной улице Калистрата Фадеева, поклон от меня пере дай, они тебя примут, как родного. Старый надзиратель достал из кармана кисет с махоркой и, угощая Егора, сообщил ему о казаках-сослуживцах:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2