Сибирские огни, 1959, № 5
Михлин вспыхнул, серые глаза его сузились, тонкие черные брови сошлись над переносицей. Потоцкий повысил голос: — Ты что, оглох? — Прошу не тыкать! Отвечать на «ты» не буду. — Ах, вот как! — меняясь в лице, закричал Потоцкий и, обернув шись к своим надзирателям, только глазом повел на заключенного, как они набросились на Михлина и, схватив его за руки выше локтей, пово локли в конец коридора, в карцер. Вторым вызвали Пирогова. Он поступил так же, как Михлин. Увели и его. То же повторилось с Лейбозоном — изможденным, сутулым, болез ненным каторжанином. И он отказался отвечать. Еще не успели назвать очередную фамилию после увода Лейбозо- на, как неожиданно раздался задыхающийся, полный гнева голос Соф- ронова: — Меня можете не вызывать: ответа не дождетесь! Взбешенный Потоцкий удивленно взглянул на него, заорал, топая ногами. — Взять его! Взять!! В карцер! На двадцать суток! — И только по сле этого спросил писаря: — Кто таков?.. Из строя тюремщиков на Софронова ринулся Донцевич. Очередь была за Дедом, но он продолжал стоять недвижно, нахмурив мохнатые брови. На помощь Донцевичу поспешил сам помощник начальника Даль. Когда в карцеры было уведено двенадцать человек, к Потоцкому подошел Черевков и, взяв под козырек, доложил: — Ваше высокородие, карцеров у нас больше нет! Кинув на Черевкова злобный взгляд, Потоцкий опустился на стул и, очевидно, желая успокоиться, стал молча барабанить пальцами по столу. Воцарилась тягостная, мертвая тишина. Молчали застывшие в строю надзиратели, молчали недвижные, поредевшие шеренги политических. Лишь из северного коридора доносился топот ног — возвращались надзи ратели, уводившие узников в карцеры, да из камер доносился приглу шенный толстыми стенами звон кандалов. Чувствуя локтем спокойно стоящего Губельмана, Чугуевский стоял, как и все, не двигаясь, и не отрываясь смотрел через решетку окна на квадратики нежно-голубого неба. Там, за стенами тюрьмы сейчас яркий, теплый день, ласково греет солнце. Там жизнь... Приглушив вздох, Анд рей отвел взгляд от окна. — Та-ак, — проговорил наконец Потоцкий и, скосив глаза на писа ря, приказал: — Следующий. — Губельман! — вызвал писарь. — Ага-а, — сощурив глаза, Потоцкий пристально посмотрел на вы шедшего из строя. — Это и есть Губельман? Так, та-ак... Он секунду подумал и спросил, обращаясь к нему ни на «ты», ни на «вы»: — Судимость? Губельман смерил начальника тюрьмы презрительным взглядом и очень спокойно сказал: — Из чувства солидарности к товарищам, брошенным в карцеры, отвечать отказываюсь! Оловянные глаза Потоцкого вспыхнули яростью. Опираясь руками о стол, он поднялся со стула и прохрипел срывающимся на визг голосом: — Эт-то что такое? Сговор? Бу-у-нт?! Привыкли в этой... богадель не! — и, хлопнув ладонью по столу, резко обернулся к Чемоданову: —
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2