Сибирские огни, 1959, № 5
этой причине Черенков никогда не назначал Донцевича дежурить в ко ридоре, где находились камеры политических. Рядом с Донцевичем — широкоплечий, могучий, как старый кедр, Дед — Балябин. На широкую, выпуклую грудь, украшенную тремя Георгиями и медалями, волной спа дала черная, в мелких колечках, борода. Наконец появилось начальство: в сопровождении трех «своих» над зирателей Потоцкий, а с ним Чемоданов и его помощник Даль. Потоц кий был небольшого роста, сутулый блондин с жидкими белесыми уса ми на багровом лице и маленькими глазками какого-то оловянного цве та. Чемоданов знал, что некоторые из его бывших подчиненных недо вольны приездом Потоцкого. Мрачнее осенней тучи выглядел Дед, хму рились Бекетов и Фадеев. Зато лицо Донцевича светилось радостью. Но больше всех радовался Даль, маленького роста старикашка со сморщен ным, как печеное яблоко, безбородым лицом. Он был одним из самых свирепых тюремщиков. Как Покровского, так и Чемоданова Даль нена видел, и теперь, хотя Чемоданов фактически был еще начальником, де монстративно обращался не к нему, а к Потоцкому, при этом с плюгаво го личика Даля не сходила подобострастная улыбочка. Едва Чемоданов выслушал рапорт, как Даль уже подскочил к По тоцкому и, приложив руку к козырьку фуражки, осведомился: — Откуда прикажете начать, ваше высокоблагородие? Окинув ретивого помощника благосклонным взглядом, Потоцкий как-то странно, одними губами, улыбнулся. — Начнем с третьего этажа, с восьмой камеры, — и кивком головы показал на своих надзирателей,— возьмите моих людей в помощь и дей ствуйте. — Слушаюсь, ваше высокоблагородие! — Даль жестом приказал надзирателям следовать за ним и бойко, по-молодому повернувшись «на лево кругом», помчался, бряцая шашкой, вверх по каменным ступеням лестницы. «Каков тип! — удивился Чемоданов, слушая, как распоряжается Потоцкий. — В тюрьме еще не был, а уже знает нумерацию и располо жение камер. Подробную получил информацию». Вскоре сверху по железному настилу моста и вниз по лестнице про грохотала, звеня кандалами, первая партия заключенных. В середине коридора уже поставили длинный стол, писарь выложил на него несколь ко кип списков. Каторжан выстроили двумя рядами вдоль коридора, и приемка началась. Писарь по алфавиту выкликал заключенного, тот выходил из строя, подходил к столу, Потоцкий спрашивал его, за что судился, пробегал глазами статейный список и приказывал вызвать сле дующего. Чемоданов сидел молча сбоку стола, предоставив Потоцкому свободу действий. Седьмую и восьмую камеры приняли быстро, без задержки, и вот по балкону третьего этажа, звеня кандалами, прошагали политические. Не торопясь сошли они по лестнице и выстроились недалеко от стола. Привели сюда и тех, кто содержался в одиночках. Среди них был Соф- ронов, коренастый, невысокий, с запавшими горящими глазами. Чугуевский стоял пятым в первой шеренге, рядом с Губельманом, и видел, как Чемоданов чуть приметно кивнул Губельману головой. Тот ответил. Мимолетный обмен приветствиями не ускользнул от Потоцко го, но он не сказал ничего, лишь сердито покосился на Чемоданова и обернулся к писарю — начнем! — Михлин Евсей,— вызвал писарь и положил перед Потоцким спи сок. Всегда гладко выбритый, молодой и веселый Михлин вышел из строя. Потоцкий внимательно осмотрел его с головы до ног. — Ты за что судился?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2