Сибирские огни, 1959, № 5
— Стой!! Произошло именно так, как предполагал Индчжугов, есаул отпря нул в сторону, в руке его, со свистом рассекая воздух, сверкнул кли нок. Григорий стремительно бросился на врага, с ходу кинул на него ко сой, с потягом на себя, удар. Токмаков успел подставить шашку, клин ки их, с лязгом, высекая голубоватые искры, скрестились, и при свете луны начался жестокий, не на жизнь, а на смерть, поединок на шашках. Григорий теснил есаула к мельнице, стараясь держать его лицом к лунному свету. Ему хорошо было видно лицо есаула: мертвенно бледное, с хищно ощеренным ртом; в стрелку вытянулись тонкие усы, зеленова тым, волчьим блеском горели глаза. Козырек фуражки то полностью затенял лицо, когда есаул, приклонив голову, готовился к прыжку, то скрывал только лоб, когда он выпрямлялся при взмахе шашкой. Рубились молча, только слышно было тяжелое дыхание обоих да звон клинков. Одолеть не мог ни тот, ни другой. Григорий, хотя и счи тался одним из лучших рубак в сотне, понимал, что дело имеет с опас ным противником— кадровый офицер за многие годы службы наловчил ся владеть шашкой. Григорий верил в победу, однако чувствовал, что слабеет, и, чтобы хоть немного перевести дух — отдохнуть, от нападе ния переходил к обороне. Но он видел, что ослабел и Токмаков, удары его стали реже и слабее. Как ни устал Григорий, он продолжал, наносить противнику удары, зорко следил за каждым его движением. Наконец, Индчжугову удалось ложным выпадом обмануть противника, ранить его на укол в правое плечо. Есаул охнул, левой рукой зажал рану, дрогну ла рука с занесенной шашкой, и этим воспользовался Григорий. Он под скочил к противнику вплотную. Шашка есаула опустилась мимо головы Индчжугова, лишь эфесом клинка ударил его есаул по лбу выше лево го глаза. А в это время Григорий, присев, с силой всадил свою шашку в грудь есаулу. Смертельно раненный, Токмаков упал, запрокидываясь на спину. Он еще пытался подняться и даже достать Индчжугова шашкой, но силы уже окончательно изменили ему, рука с шашкой, как сломанный прут, упала на мокрый от росы песок. На груди есаула ширилось темное, кро вавое пятно. — Га-а-а-а, — хрипел Токмаков, судорожно сжимая и вновь вы прямляя ноги. Григорий вытер рукавом гимнастерки вспотевшее лицо, шумно вздохнул, подошел ближе, заглядывая в тускнеющие глаза своего врага. Вытерев шашку о гимнастерку умирающего, Григорий сунул ее в ножны и уже собрался уходить, но передумал: — Живой ишо, однако. Ежели скоро найдут, рассказать может. Нет уж, лучше прикончить собаку. И, вынув из ослабевшей руки Токмакова его же шашку, Григорий, по самый эфес всадил ее в грудь, пришпилив врага к земле. Светало. На востоке, постепенно разгораясь, тлела узенькая полоска зари, когда уставший от битвы и нервного напряжения Григорий при шел к себе в палатку, сняв винтовку, сел, облокотившись на колени, и стиснул ладонями голову. «Что же я наделал? — с ужасом думал Григорий.— Человека убил, господи боже мой, убивцем стал». Проснувшийся Чугуевский поднял голову и, увидев Индчжугова, сразу все понял. Сбросив с себя одеяло, он сел на койку: — Ну что, Григорий? — У мельницы... лежит... — не поднимая головы, еле слышно ото звался Индчжугов.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2