Сибирские огни, 1959, № 5
облепили коновязи. Возле полевых — сотенских кухонь выстроились очереди казаков с котелками в руках, а спешенная четвертая сотня про должает маршировать кругом по плацу. — Ать, два, три! — подсчитывает шагающий сбоку сотни вах мистр. Командир сотни и младшие офицеры стоят на плацу посредине круга. Токмаков, полузакрыв глаза и слегка взмахивая правой рукой, носком левой ноги отбивает такт, то и дело кричит на вахмистра: — Вахмистр! Не слышу такта-а! Вспотевший, охрипший от крика, вахмистр повышает голос: — Тверже ногу! Ать-два-три, с левой! Ать-два! Ать-два! Но ни команда, ни ругань вахмистра, ни злобные выкрики командира не помогают. Усталые, разомлевшие от жары казаки все так же вяло топа ют ногами. Того дружного, чеканного грохота ног, который так хочется услышать Токмакову, не получается. Он еще больше свирепеет и при казывает вахмистру — уже в который раз сегодня — прогнать сотню три круга бегом. К. концу третьего круга казаки стали сбиваться с ноги; один из третьего взвода упал, из носа его на горячий песок хлестнула кровь. Перешли на шаг. Егор расстегнул воротник гимнастерки, знает, что нельзя этого делать, а все же расстегнул. Из-под фуражки по лицу его градом струится пот, он поминутно вытирает его рукавом гимнастерки и чувствует, что выбивается из сил: ноги словно налились свинцом, го рят подошвы, во рту пересохло, томит жажда, а солнце палит и палит все сильнее. — Тверже ногу, сволочи!.. С левой — ать-два! Егор сбился с ноги, но в это время раздалась команда: — Сотня-я-я, стой! Разобрать коней! — Вконец измученные, казаки побрели к лошадям. На другой день Егору подошла очередь пасти сотенских лошадей. Их всегда гоняли на пастьбу после конного занятия, к вечеру пригоняли обратно, ночью они находились в конюшнях. Когда лошадей погнали с пастбища, Егор заметил, что командир ский конь — вороной, белоноздрый Казбек прихрамывает на левую пе реднюю. «Что с ним такое? — подумал Егор. — Оступился, что ли? Не увидел бы Зубатка, выставит за него под шашку в самую жару». А Токмаков, как на грех, шел в это время из села в лагерь — в офи церское собрание. Он издали узнал своего Казбека, вороной шел позади всех и словно кланялся, мотал головой, припадая на больную ногу. Ба гровея от злости, есаул поспешил на конюшню. Солнце только что закатилось, но в конюшне было темно, как в су мерки. Дневальный Молоков и еще несколько казаков разводили коней по стойлам, задавали им на ночь корм. Егор расседлал Гнедка, пошел за сеном. В загородке, где хранился фураж, было еще темнее. Егор по голо су узнал фуражира и только хотел набрать в попону сена, как совсем рядом в коридоре заорал Токмаков: — Дневальный! Оглох, сволочь? Кто коней пас сегодня? — Я, ваш бродь. — Егор словно вынырнул из темноты в коридор и в ту же минуту отлетел обратно, сбитый с ног кулаком есаула. — А-а-а!.. — дико вскрикнул Егор, вскакивая на ноги. Выплюнув вместе с кровью выбитый зуб, он одним прыжком очутился в коридоре, выхватил из ножен шашку. Не уйти бы Токмакову живым из конюшни, если бы не подоспел тут вахмистр. Он загородил собой командира, схва тил Ушакова за руку, сзади на Егора навалился Молоков. С великим трудом вахмистру, при помощи Молокова и фуражира, удалось повалить, скрутить Егора. Из руки его, оборвав темляк, вырва
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2