Сибирские огни, 1959, № 5
— Правильно, — поддержали Бекетова остальные казаки. — А то не выстоим, честное слово, — угрюмо пробасил Индчжу- гов. ■— Ежели зачнут мерзнуть ноги или руки, я снимусь и ребят уве ду за собой. Пусть потом судит военная калека1. — Но-но! — прикрикнул на Индчжугова вахмистр. — Смотри у ме ня, станови-и-ись! Вахмистр повел и выстроил наказанных под окном командирской квартиры. Скомандовав: «Шашки вон! Смирно!» — вахмистр оставил в этом положении наказанных и ушел доложить о них дежурному офицеру. Все пятеро наказанных замерли в строю с обнаженными, прижаты ми к плечу шашками. К этому времени мороз немного сдал, но подмора живало все же крепко, градусник Реомюра, висевший в теневой сторо не казармы, показывал 37° ниже нуля2. Стынут у казаков ноги, руки, усы, брови. Папахи и воротнички полу шубков покрылись куржаком, слипаются заиндевевшие ресницы. Инд чжугов, делая страшные гримасы, усиленно двигал челюстью и всеми мускулами лица, советовал товарищам делать так же. — Оно этак разогревается, лицо-то, — говорил он тихонько, не по ворачивая головы. — Мы зимой на охоте завсегда так делали. Его послушались и, гримасничая, задвигали скулами, но помогало это плохо. Первого прихватило морозом Устюгова. Почувствовав, как ему прищипнуло ухо, Устюгов тронул локтем Индчжугова. — Глянь-ко, Григорий, кажись, ухо ознобил? Скосив на Устюгова глаза, Индчжугов увидел, что у него побелели не только кончик уха, торчащий из-под папахи, но и вся левая щека. — Три снегом! — приказал он Устюгову, но тот не двинулся с мес та, только покосился на обмороженную щеку, сказал со вздохом: — Как же можно? Ведь увидит Зубатка-то! — Ну и што? Эх ты, чурбан осиновый! — и, не раздумывая долго, Григорий опустил шашку, перекинул ее в левую руку и, наклонившись, захватил в рукавицу пригоршню снега. Затем он повернулся к Устюгову. — Мне-то уж все равно, — приговаривал он, оттирая снегом обмо роженное лицо товарища, — семь бед — один ответ. Ну вот, и щека отошла, покраснела, и я малость посогрелся, а Зубатка, кажись, и не ви дел. Хлопнув рукавицами, Индчжугов встал на прежнее место, прижал шашку к плечу. Глядя на Индчжугова, Егора так и подмывало хотя бы потоптаться на месте, поразмять стынущие ноги, но боязнь навлечь на себя еще больший гнев командира пересилила, и он продолжал стоять неподвиж но. Морозом обжигало лицо, сильно зябли ноги, словно деревянная, за коченела рука с шашкой, и казалось Егору, что в жилах его стынет кровь. — Забыл про нас вахмистр, так и знай, часа три стоим, не меньше? — Замерзнем, братцы! Как есть на корню замерзнем. — Вот она, службица казачья — доля собачья. — Век бы ее не было, будь она проклята. Наконец из-за угла казармы показался вахмистр, казаки облегчен но вздохнули, притихли. Подойдя к казакам, вахмистр окинул их взгля дом, точно видел этих людей впервые, провел рукою по усам. — Отстояли вы ровно час и пятнадцать минут. Остальные минуты -его благородие, дежурный по полку, приказал отстоять всем в казар ме, при штабе, где писаря работают, понятно? 1 То есть военная коллегия. 2 По Цельсию 40,8°.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2