Сибирские огни, 1959, № 5

— Вахмистр! Вернуть этого мерзавца на гнедом коне! Ко мне его! Через несколько минут Егор стоял навытяжку перед разгневанным командиром, правой рукой под уздцы придерживая Гнедого. Так близко перед собой Егор видел командира сотни впервые. Это был черноусый офицер высокого роста, с бараньими, навыкате, глазами. Багровый от злости Токмаков, брызгая слюной, орал на Егора, топал ногами: — Мерзавец! Морду разобью ссукинному сыну! Молчать! Фами­ лия? — Ушаков, ваше благородие! — Вахмистр! Пусть повторит все снова, а после занятия на два ча­ са его под шашку! После занятия Егор забежал в казарму, не раздеваясь, присел на койку, похлебал из котелка щей, принесенных ему Шваловым, выпил кружку чаю. Завидуя в душе Швалову, который сейчас будет отдыхать,. Егор закинул за спину винтовку, поспешил в вахмистерку. В этот день, кроме Егора, были наказаны еще четыре казака: сотен- ский трубач Иван Бекетов, Устюгов, Аргунов и Индчжугов. Рослый, чер­ нобровый детина, сын охотника Актагучинской станицы, Григорий Инд­ чжугов был отличным стрелком, хорошим наездником и рубакой. Сло­ вом, это был один из лучших казаков, и, тем не менее, не проходило ни одной недели, чтобы он не отбыл какого-либо наказания. Дело в том, что Токмаков считал (впрочем, не без основания) Индчжугова одним из участников покушения на его жизнь. Токмаков был уверен, что и кирпи­ чом его ударил опять-таки тот же Индчжугов. На следствии Григорий не признал себя виновным, доказательств его виновности не было никаких, но молодой, выросший в тайге охотник был прямодушен, не умел скры­ вать своих чувств. При встречах с Токмаковым он смело, с нескрываемой злобой смотрел в глаза ненавистному командиру, и тот, меняясь в лице от ярости, придирался к чему-нибудь и наказывал Индчжугова зачастую без всякой причины. Удивительно было то, что, как ни злился Токмаков на Индчжугова, он никогда не пытался ударить его. Казаки, хорошо знавшие Индчжугова, уверяли, что Токмаков его боится. Многие помни­ ли случай с Сапожниковым. Однажды дневаливший на конюшне казак Сапожников пришел в казарму с распухшей щекой и рассказал казакам, что его ударил Токмаков. Обступившие Сапожникова казаки жалели его, ругали Токмакова. Индчжугов же, наоборот, обругал Сапожникова. — Так тебе и надо, дураку сиволапому, ишо казаком называешься! Тронь-ко бы Зубатка меня! — А что бы ты с ним сделал? — Ничего! Расколол бы его клинком надвое и вынесли бы его из конюшни ногами вперед. При этом Индчжугов, гневно сдвинув брови и сжав кулаки, так скрипнул зубами, что ни у кого из казаков не осталось сомнения в ис­ кренности слов Григория. Сегодня, когда вахмистр объявил провинившимся об ожидавшем их наказании, Индчжугов запротестовал. — Вы что в самом-то деле, калеками нас исделать хотите?— при­ ступил он к вахмистру. — Мысленно дело, в такой мороз два часа высто­ ять без движения. Вахмистр, хмуря мохнатые брови, отмахнулся: — Я-то тут при чем? Не я вас наказываю. — Оно-то так, Максим Петрович, но ведь Гришка-то правду гово­ рит, — поддержал Индчжугова трубач Бекетов. — За два-то часа мы наскрозь промерзнем. Попроси, Петрович, дежурного по полку, сегодня как раз дежурным-то есаул Метелица, офицер он хороший, не даст каза­ ков в обиду.