Сибирские огни, 1959, № 5

ру» ходят греться козы,— не более то­ го. А во втором передано ощущение всеобщего весеннего подъема, нетерпели­ вого и радостного. Перелет и сев, люди и оживающие деревья здесь поставлены рядом, заодно, и образ земли, ее трудо­ вого пота, завершает возникающую пе­ ред нами просторную картину. Да, в книжке Демина встречаются сти­ хи, равные по небольшому количеству строк, но далеко не одинаковые по сво­ ей силе, по глубине и остроте представ­ лений, в них выраженных. И тут-то чи­ татель понимает, что стремление к сжа­ тости, собранности словесного выраже­ ния это не только забота о стиховой форме, не просто верификационный «прием», а нечто большее, непосред­ ственно связанное с мышлением поэта, с тем, как он видит мир и как намере­ вается рассказать о нем. Действительно, читая «Лицом к Вос­ току», убеждаешься, что Демин старает­ ся быть немногословным ради того, что­ бы как можно рельефнее, отчетливее выразить свою любовь к родным краям, раскрыть красоту, не сразу бросающую­ ся в глаза, постигаемую в труде, посте­ пенно и напряженно. И в ряде стихотво­ рений ему удалось достичь искомой це­ ли. Примечательны три «портрета» рек — Лены, Енисея, Ангары. Для того, чтобы написать их, поэт «мок на спла­ вах в зыбучей пене. На рыбалках встре­ чал рассветы. В заполярных бродил сне­ гах» — и таким-то образом, изучив сво­ их «героев», почувствовал себя вправе охарактеризовать каждого из них. Тог­ да-то и вошли в стихи Демина пеннокуд­ рая, синеокая Лена, «брызги слез штор­ мовых» Енисея, ледяное дыхание, беше­ ная вода Ангары... Так, в книге рядом с лирическим ге­ роем, рядом с другими людьми стано­ вятся и иные знакомцы: реки и леса, деревья и птицы. И, пожалуй, самый величественный образ — это Азия (в стихотворении того же названия). Вот она: В косматые туманы, спрятав горизонты-берега, размахнулась хвойным океаном и бушует, и молчит тайга. И за дымкой хвойной бирюзы мир мне виден с этих гор сосновых: очертанья дамб и строек новых от сибирских рек и до Янцзы. Очень ценна эта широта зрения и ши­ рота чувств, способность ощутить себя сыном великой, преображенной, свобод­ ной Азии и уменье воплотить бескрай- ность просторов в пластически нагляд­ ных строках, рассказывающих, как «ветры спят и отдыхают тучи по дороге с Диксона в Шанхай», как «полыхнул рассвет над горным пиком», как «пле­ щет холодком с речной косы»... Именно такое совмещение емких, об­ щих планов (применяя здесь определе­ ния, принятые в кинематографии) и зри­ мых, видных, крупно обрисованных ча­ стностей позволяет поэту передать и бескрайность окружающего мира и его живую, непосредственную, прелесть. Ес­ тественно и просто переходит он от мгновенного, казалось бы, еле уловимо­ го впечатления к обобщенному, широко­ му, эмоциональному «выводу»: Пролилось в распадок глухоманный молоко таежного тумана. ...На востоке звездочка слиняла, сыростью пахнули зеленя... Ты навек, Сибирь, околдовала белыми туманами меня! Молоко таежного тумана, «слиняв­ шая» звездочка, запах зеленей...— от­ сюда словно прыжок (но подготовлен­ ный, оправданный!) к пылкому призна­ нию в любви к родной Сибири... По-иному оборачивается дело, когда Михаил Демин лишь «информирует» читателя, преподносит ему «готовые ис­ тины». Вспомнив Девушку «в мужских штанах, с росинкой пота на обморожен­ ном носу», он попросту заявляет: «И понял я — прикрас не нужно». Спору нет,— поэт не ошибается, отвергая «прикрасы» и отдавая предпочтение по­ длинной красоте, в ее обыденном, рабо­ чем обличьи. Но беда в том, что здесь нет попытки донести обаяние, свойствен­ ное молодой работнице; вместо этого дается лишь некая «пропись», которую нам и предлагается взять на веру. То же происходит и в стихотворении «Пора вставать». Здесь сперва доводит­ ся до сведения читателя, что «к утру расперло клепку в кадке. Примерзли во­ лосы к палатке», а за сим следует итог: Иду и думаю о том, что выявляются в простом и малом качества солдата. И опять как будто не о чем спорить с автором: мысль, высказанная им, вер­ на... Однако высказана о н а , сухо, нази­ дательно, не имеет достаточно крепкой опоры в предшествующих, описатель­ ных строках, и потому не доходит до са­ мого сердца, не оставляет в нем проч­ ного следа. А порой происходит обратное. Демина привлекает какая-нибудь броская де­ таль, и бывает так, что он «закрепляет» ее в строке и... ставит точку. Скажет о том, что «вся земля ждет света и теп­ ла, а цветы на вербе — меховые!» или о том, что «очень просто ночью по ошибке прикурить от вспышки рысьих глаз» ,— и тем ограничивается. А ведь один штрих, одна подробность, как бы ни были они сами по себе «эффектны», не дают образа. Они начинают «играть»