Сибирские огни, 1959, № 5
чено, выписано в деталях, не размаг ничено бессодержательным диалогом, который становится в последнее время стихийным бедствием толстых рома нов, когда персонажи просто говорят, и поражаешься, зачем они говорят. Разви тие характеров дано в романе логично и последовательно. Здесь вот возник спор: правильно ли выбрали Григория Бородина председа телем колхоза? Мог ли быть он избран? Мне кажется, что это дело художниче ского пера. Можно было бы, конечно, добавить сюда отдельные штрихи, но во всяком случае это совершенно реально и так могло произойти... У меня после прочтения появились три замечания или предложения. Вот, скажем, начало романа. Изобра жается деревня Локти, до которой не доберешься и оттуда тоже не просто вы ехать. Только три-четыре жителя этой деревни знали и бывали в городе, а для всех остальных это считалось чем-то фантастическим. И вдруг, в середине романа, происхо дит быстрая метаморфоза: оказывается, с городом налажена хорошая связь, и деревня сблизилась с городом. Надо было показать, откуда произошло это сближение. Второе. В этом романе, где нет ни чего лишнего — ни лишних диалогов, ни лишних людей, все очень экономно и полновесно, — какой же здесь законо мерный финал? Это — крах Григория Бородина, показ того, как жажда соб ственности высосала из него соки, показ закономерности его трагедии. Этим кончается тема всего произведе ния. Но после того, как Григорий Боро дин раскрыт и развенчан до конца, идет ожидание суда, сцена суда (которая, кстати сказать, написана не оригиналь но), потом начинается история Петра и Поленьки, написанная отнюдь не энер гичными красками. Возникает чувство, что автор сидит и вспоминает: а что я еще не объяснил читателю? И вот, ше стая глава четвертой части идет исклю чительно на объяснение подробно не- выписанных мест самого романа. А сле довало бы полезное и нужное пропу стить вперед, объяснить чуть-чуть раньше, чтобы самый конец романа был, что называется, оглушающим, и чтобы он гулко ударил под самый занавес; чтобы сразу было чувство облегчения у читателя, что вот наступил конец это го Григория Бородина и его идеологии. Получалось же так, словно я после сильного фильма стал смотреть неинте ресный киножурнал, и ухожу из кино с разбитым чувством цельности этого произведения. Но крах самого Бородина — это в эмоциональном отношении сильно выпи сано, хотя, может быть, и не ново. Мясо, зерно смешано, превращено в гниль, в труху. Но мне казалось, что об этом следовало бы написать несколько иначе. Здесь получается так: открывают люди подвал и видят эту мерзость, — вот по следствия жажды собственности! Он хо рошее мясо и зерно превратил в отбро сы. И надо, чтобы это не только посто ронние свидетели увидели, а чтобы это стало высшим наказанием Бородина. Помните, в «Страшной мести» у Го голя — скачет убийца и его неудержи мо влечет к Карпатам, и куда бы он ни пытался уйти, все равно судьба его толкает к Карпатам, и он стоит на краю- пропасти, где находятся все замученные им люди. Такая аналогия напрашивает ся и для финала Бородина. Он видит, что гниет, безвозвратно гибнет все богатство, которое он копил всю жизнь, копил с риском для своего разоблачения, копил сам, не зная, когда и как он использует его. Но в душе все- таки жила надежда, что использует. Но теперь видит, что использовать нельзя — и это для него самое страшное нака зание за всю жизнь. Третье. Помню, когда я читал, у ме ня родилось недовольство взаимоотно шениями, которые складывались у Пет ра с Поленькой. Это, по-моему, единст венный случай в романе, когда такое событие для героев, как их размолвка, возникает без подготовки, без большой жизненной правды. Ведь ясно, что По ленька его любила большой чистой лю бовью, а если возникло предположение, что он ей неверен, то по своему харак теру Поленька должна была прямо, в. открытую искать объяснения. А у меня осталась какая-то личная неудовлетво ренность этим до сих пор. За последние годы у нас появилось очень много интересных и растущих ав торов, среди них А. Иванов с его «По вителью». А. Иванов — писатель инте ресный, ищущий и бесспорно самостоя тельный. В «Повители» есть кое-что от разных крупных писателей, соединенное вместе; но мне кажется, что это посте пенно уйдет и выработается -своя, отчет ливая писательская манера». «Как и все выступавшие, — начал А. Дементьев, — я думаю, что роман А. Иванова представляет собою очень положительное, серьезное и талантли вое явление в современной литературе. Я бы хотел отметить самостоятель- j ность и смелость молодого писателя. Я i думаю, что эти качества очень сущест венны, ими надо дорожить, их -надо под- : держивать. У него свои проблемы и свой . замысел и свое решение. В этом смысле «Повитель» не рядовой роман, не иллю стративный, а роман -очень -продуман ный и полемический. Автор готов его обосновывать, защищать и оправдывать. Смелость, самостоятельность автора в- том, что главное место в романе зани мает дико-отрицательный, преступно-от рицательный тип. По нашему времени не всякий писатель на это решится. Тут сразу -может прийти в голову мысль: как бы из этого чего не вышло.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2