Сибирские огни, 1959, № 5
Старик с ходу перемахнул реку и, подскочив к нам, напал на Николая. Не слезая с оленя, он стал ему что-то доказывать на своем языке, тыкал палкой в небо, показывая на реку, все больше раздражаясь. А тот, как бы оправдываясь, передергивал плечами, кивал головою на нас. — Вы какой люди, слепой совсем, смотри, дождь в горах, вода большой придет, зачем остров остановился, пропадай хочешь? Разве другой места нет?— кричал старю , тараща на меня гневные глаза. — Да ты что, Улукиткан, этот остров стоит сотни лет, посмотри, какие толстые лиственницы выросли на нем! Неужели ты думаешь, вода так высоко может подняться? — Человеку дана голова — думай надо, что, почему. Ты смотри хорошо, эта протока новый, теперь вода большой придет, остров будет жрать! Надо ско рей назад ходи... Когда старик раздражался, он выговаривал русские слова с трудом, терял окончания, но мы понимали его. Николай с Трофимом бросились собирать оле ней, мы свернули палатки и, побросав на спины животных груз, бежали’ с остро ва на материк. — А ты, Глеб, почему не обуваешься? Вставай, надо уходить, — предло жил я ему. — Успею, а не то и тут переночую, балаган хороший. — Без разговоров! Обувайся и догоняй! Мы перебрели Лучу и сразу же на берегу остановились под защитой тол. сгых лиственниц. Отяжелевшие, тучи нависли грозной стеной. Надо было как можно скорее ставить палатки1. Застучали топоры, забегали люди. Ветер с высо ты уже хлестал полотнищем холодного дождя, слепил глаза, вырывал из рук палатку. Больших усилий стоило нам организовать ночевку. Глеб так и не пришел. Мы возмущались, не зная чем Объяснить его пове дение: ленью ;или какимкго скрытым, загадочным упрямством. Улукиткан не вы держал, вскочил на своего оленя, погнал его через реку на остров. Мы, мокрые, замерзшие, уже сидели в палатке, когда распахнулась черная бездна неба и оттуда брызнул пугающий свет молнии, на миг озарив угрюмые лица людей, стволы лиственниц и грозные контуры туч. Могучие разряды гро ма потрясли долину, гулко прокатились по- лесу, и тучи опустили к земле дож девые хвосты. , Улукиткан вернулся один. С его одежды ручьем стекала вода, он посинел от холода и еле ворочал языком. — Какой худой люди Глеб: я ему шибко хорошо говорил — уходи надо, он, как глухой, не понимай. — А ты бы балаган разломал, он бы и пошел, — сказал Василий Нико лаевич с досадой. — Э-э, если голова худой, сила не помогает, — ответил тот, сбрасывая с плеч мокрую телогрейку и закутываясь в дошку. — С черта вырос, а мозгов в башке не нарастил!.. — буркнул Трофим. А за палаточной стеною, по черной притихшей тайге, по скалистым ущель ям, хлестал косой ливень. Ветер с диким посвистом налетал на лес, расчесывая непослушные космы лиственниц, в клочья рвал воду в реке, завывал в дуплах старых тополей. А по горам, освещенным короткими вспышками молний, гуля ли потрясающие раскаты грома. Вот он — приветственный салют Станового! Ночь навалилась густой чернотой. В палатке было тихо, никто не спал, все притаились, словно ожидая чего-то, еще более ужасного. Сколько силы несет в себе стихия! Казалось, и остались только мы да палатка на уцелевшем крошеч ном клочке земли, а остальное: заснеженные вершины Станового, тропы, мари, тайга, необозримые дали, и все, чем жили мы эти дни, — сметено ураганом. С трудом верилось, что после этой страшной бури останется жизнь в горах, да и сами горы.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2