Сибирские огни, 1959, № 5

их шкур для подстилок да ружья — и все-таки он считает себя счастливцем. Ему ничего больше не нужно! Я подарил ему свою большую фаянсовую кружку, с которой не расставал­ ся много лет, Тешке — ременный пояс, ребятам по куску сахара. Когда олени были завьючены, Улукиткан обменялся с Осиктой ездовыми быками. Я искрен­ не обнимаю стариков. Мы прощаемся, и караван покидает становище. Нас про­ вожают все его обитатели. На лицах старших отражение каких-то слож­ ных чувств и мыслей: ведь мы взбудоражили их одинокую жизнь, внесли в нее отблески какого-то иного мира, — и вот покидаем их. Возможно, на всю жизнь запомнят наше посещение и дети... А я увозил отсюда живые страницы записей всего необыкновенного, что видели глаза, слышали уши. ...Теперь под Улувитканом — огромный бык, с непомерно широкими рога­ ми. Правда, они не украшают, а уродуют его длинную, приземистую фигуру. Два года назад он был племенным производителем. Но однажды судьба нанес­ ла ему страшный удар. Напала на него стая волков. Окруженный ими, он отважно и яростно от­ бивался, пытаясь с боем отступать. Голодные враги, которым еще не достался удар сильных копыт, кидались на него, лязгая зубами, и вдруг один из них... оскопил его! Взревев от боли, он огромным прыжком перескочил через тех, что были впереди, и скоро оказался недосягаемым для преследователей... В его походке, в манере держать угрожающе голову, в постоянной насторо­ женности есть что-то оставшееся от могучего самца. Как легко он несет на крепкой спине старика! Мы еле поспеваем за караваном. * Солнце в полном накале. С низовий Зейской долины бегут неровные вол­ ны горячего, душного воздуха. По выцветшему сиреневому небу плывут на за­ пад дозоры туч. За ними по лесу ползут их бесконтурные тени. В тайге пусто и дико. Мы снова во власти кровопийц-паутов. Животные, груженные вьюками, не в силах отбиваться, тянутся на поводках, безнадежно понурив головы. Да и нам приходится беспрерывно отмахиваться руками. Наш путь по-прежнему тянется левобережной стороной, далеко от реки. Идем по следу Лихаиова. Пейзаж заметно меняется. Долина становится более волнистой. Мари отступают к Зее и прячутся за стеной позеленевшего леса. Боковые отроги явно поднимаются, принимают более зазубренные очертания. Станового все еще не видно, но глаза уже настораживаются, все кажется — вот сейчас, вот сейчас за поворотом блеснет в небесной синеве заснеженный выкрой долгожданного могучего хребта. Василий Николаевич идет позади всех, стучит топором, метит затесами наш путь. Сюда, к Становому, пойдут отряды топографов, нивелировщиков, геогра­ фов, астрономов. Им не нужно будет, как это делаем мы, выискивать проходы, они воспользуются нашим следом, отмеченным далеко видными затесами. Пройдет время — и этот, почти недоступный район будет освоен для страны и хочет не хочет, но начнет отдавать ей все, чем богат! Солнце уже минуло полдень, когда караван подошел к небольшой возвы­ шенности, сложенной из крупных обломков некогда развалившихся скал. Мы попытались перейти ее, но, увы, препятствие оказалось совершенно непроходи­ мым для каравана. Пришлось продолжать путь по следу Лихаиова, по кромке возвышенности. Он скоро привел нас к обрыву, за которым, по дну глубокого каньона, неслась невзнузданная Зея. Мы задержались. Улукиткан решил проверить проход, по которому ушел дальше Лиханов. Василий Николаевич стал разжигать дымокур для оленей. Я не мог оторвать взгляда от реки. Зею тут не узнать, — стала недоступ­ ная, чужая. С глухим рокотом вырывается она из-за скалы, давит всей массой