Сибирские огни, 1959, № 4
Настя удивленно взметнула брови: — Как же от него избавишься? — Очень д аж е просто. Сам возьмусь за него, раз такое дело. Я не буду по-вашему тюли-мули разводить да дурности всякие выдумлять, а попадет мне Сенька под пьяную руку, рука-то у меня стариковская да си ленка в ей пока есть, давну его разок за горловину — и хватит ему. З а писывай раба божия Семена в поминальник за упокой. — Что ты! — ужаснулась Настя. — Р а зв е можно этак-то? Выду мал тоже, да ведь за такие дела, знаешь... — Д альш е солнца не угонят. В тюрьму посадят? Эка беда, мне и в тюрьме не хуже будет, чем у Ш акала-то, кормить, одевать будут, и фа- тера казенная, чего ишшо надо. А умру, тоже поверх земли не бросят, зароют как-нибудь. — Он повернулся к Насте, окинул ее отечески л ас ковым взглядом и, вздохнув, закончил: — Зато вы заживете с Егором и меня добром помянете. С чувством глубокой благодарности смотрела Настя на Ермоху, в душе ее зародилась надежда. И теперь старик этот, с лицом, выдублен ным солнцем и морозами, с его мохнатыми бровями и кудлатой, в гу стой проседи, бородой, стал ей близким и родным. Она не сомневалась в искренности слов Ермохи, верила, что ради их счастья он готов по жертвовать собою. Дрогнувшим голосом сказала : — Спасибо, дядюшка родимый, большое тебе спасибо... за отноше ние твое человеческое. От Ермохи Настя шла, все так же обуреваемая противоречивыми мыслями. Хотя в душе Насти и зрела надежда на то, что слова Ермохи сбудутся, что жить она будет с Егором, но в то ж е время ее уж асала не избежность венчания с Семеном. И живо представилось ей: свадьба с немилым, стыд, страшный стыд, когда в первую брачную ночь ее сороч ку понесут на показ отцу с мачехой в присутствии гостей. А понесут обязательно! Позор, позор... И вдруг, уже возле избы Марфы , ее поразила новая мысль: а как воспримет известие о свадьбе Егор? — Как он перенесет, болезный мой? Д а и вернется ли он ко мне после всего этого? — вслух вырвалось у нее. — Ох, неужели не поймет, что ради его ж е сгублю свою голову! Так, в слезах и думах, провела она эту ночь и лишь под утро з а снула, зарывшись головой в мокрую подушку. Она не слыхала, как утром пришли три девушки, принялись помогать Марфе мыть, скоблить, стря пать, готовиться к девичнику... Когда Настя проснулась, солнечные зайчики играли на стене, д е вушки закончили работу. Дожелта проскобленный пол застелили свежей соломой, бумажными цветами украсили божницу, стол в переднем углу накрыли белой скатертью, а кутнюю половину избы отгородили ситцевой занавеской. И з села, по две, по три, начали подходить девушки. Принаряжен ные ради торжественного случая, они рассаживались по скамьям, пере шептывались между собой, и с любопытством разглядывали Настю. Н а стя прошла за занавеску, наскоро умылась, надела свою шубейку, пла ток и, не слушая, что шептала ей Марфа , вышла из избы, торопливо н а правилась к Архипу, где леж ал больной Егор. В болезни Егора наступил перелом. Еще вчера ему стало лучше, се годня он даж е поел молочного киселя, а когда в дом вошла Настя, сл а бо улыбнулся ей, прошептал еле внятно: — Настюша... милая. Как же ты... Настя, насилу сдерживая себя, чтобы не разреветься, подошла бли же, уронила голову ему на грудь, д ал а волю слезам: — Гоша, милый мой Гоша, ничего-то ты не знаешь, — шептала она
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2