Сибирские огни, 1959, № 4
все руки —*• он тебе и столяр, и слесарь, и все, что угодно. Обходитель ный был, и добряга, и умница. Пользительный человек! Все его уваж а ли, д аж е за глаза величали Кирсантием Нилычем. Так что тут дело-то не в том, что искалечился Сенька, а в том, парень, что душа у него кри вая, паскудный он человечишка, ехидна. Взять хотя бы нас, к примеру: видим мы его в полгода раз, а встретишься с ним, он и — рожу в сторо ну, никогда не поздравствуется. А все потому, что он нашего брата •— бедноту и за людей не считает. Шакалово отродье и есть. Хватит она с ним горя... <Какое же ей горе? взъярилась Матрена. — Д а ей, если хочешь знать, за Семеном-то не жизнь будет, а одно удовольствие. Она у отца- то свету белого не видела, мачеха у ее такая злющая, что никакого жи тья девке не давала . А тут еще, как назло, беда приключилась, третьего дня мачеха заставила одежу — в такой-то мороз — проветривать. Н а стя развесила все на изгородь, да й недоглядела: соседский боров з а шел в ограду, стащил мачехино платье кашемировое и все в мель по рвал — будь он проклятой. Теперь Настино дело — хоть в избу не заходи из-за этого платья. Ну, а Семен... что же? Не такой уж он и безобразный. Мущинекая красота, известно: на черта не походит, то и красавец. Д а оно, ежели разобраться, то вить красоту не лизать, — и, подперев щеку ру ками, Матрена закончила, завистливо вздыхая: — А уж она-то заживет теперя, что твоя барыня, чего ишшо ей надо? Дом — полная чаша, все го довольно, ни в чем не будет нужды знать. Так, что ежели... — Ежели, ежели... — перебил ее Ермоха. — Заладила! Спать охо та/ А тебе скажу: вроде не злая ты, Матрена, баба, а у курицы ума по- боле твоего наберется.. Ложись, Егорка! ‘I;1! . * * * i-i’j .'• > ; .Наступило рождество. ; Ехать за невестой решили с утра. Хозяин распорядился запрячь в большую кошеву тройку лучших лошадей. Пока Егор с Ермохой под бирали сбрую, запрягали, подвязывали коням хвосты, в доме наряжали жениха. , С авва Саввич еще вечером сказал Егору, чтобы он готовился ехать кучером, Егор с утра нарядился по-праздничному: из обмундирования (за которое он работал) надел суконную, недавно полученную из стани цы гимнастерку, подпоясал ее наборчатым кавказским ремнем /надел брюки с лампасами, форменный, опушенный на груди и карманах серой мерлушкой, полушубок и черную с желтым верхом папаху. Когда запряг ли, приготовили к выезду тройку, Егор, поручив лошадей Ермохе, пошел в дом доложить хозяину о своей готовности. А в доме и хозяева, и Матрена с Марфой все еще помогали оде ваться жениху. На нем были брюки из темно-синего сукна без лампасов — Семен их никогда не носил — новые черные валенки, шелковая ру башка подпоясана шнурком с кистями. Никак не клеилось дело с пид жаком , который, плотно облегая горб и плечи, топорщился над тонки ми ногами, болтался, как на вешалке. Его снимали, что-то подметыва ли,, ушивали, снова надевали и опять снимали. А жених стоял перед большим зеркалом, оглядывая себя, довольно улыбался, поминутно при чесывая -напомаженные жидкие рыжие волосы на узкой тыквообразной голове. Наконец, с одеванием было покончено. Савва Саввич затеплил пе ред образами свечи, все, уже в шубах и дохах, помолились, на минутку присели и, громко разговаривая, вышли в ограду. Продолжая давать срвеТ|Ы, наставления, старик усадил сына со свахой в кошеву, заботли во укрыл им ноги меховым одеялом. Сидевший впереди Егор разобрал
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2