Сибирские огни, 1959, № 4
ки ангел, а душа хуже черта. Я-то уж его знаю — пятый год на его чертомелю. Вот посмотришь, сколько он в сенокос, в страду поденщи ков нагонит — жуть! И все за долги, вся деревенская беднота в долгу,, всех обдирает. Ш акал и есть! Ермоха набил табаком-зеленухой трубку, прикурив от лампы, пога сил ее и, улегшись рядом с Егором, ‘продолжал, попыхивая трубкой: — Богомол, ни одной обедни, ни вечерни не пропустит, посты блю дет, всякое дело начинает и закончит с молитвой. Пить вино, кутить по читает за великий грех, а ограбить человека, заставить его робить на се бя почти задаром — это ничего, не грех... Ермоха, глубоко вздохнув, выколотил об нары трубку, сунул ее под подушку. — Порассказал бы я тебе про этого жулика еще немало, да спать надо — шакал-то подымет нас до свету, он не проспит, не-е-ет. ...Большинство пашен Саввы Саввича находилось в десяти верстах от села, в вершине пади Березовой. Здесь, у подножья каменистой соп ки, поднимался колок из зарослей тальника, боярышника и ольхи, а из- под сопки бил студеный и чистый родник. Ручей от родника, петляя меж ду кочек, протекал через колок и давал начало речке, что тянулась се рединой пади. Тут и обосновал Савва Саввич заимку: построил зимовье, дворы, стайки для скота, гумно и д аж е амбар для хлеба, где до весны храни лось семенное зерно... Чуть брезжил рассвет, когда Ермоха и Егор почаевали, накормили быков и погнали их на пашню. Когда начали уже третью борозду, из-за далеких, синеющих на го ризонте гор величественно выплыло солнце и под его лучами крупные капли росы, стеклярусом нанизанные на траву, на цветы, заискрились, сверкая, переливаясь всеми цветами радуги. И чем выше поднимается солнце, тем краше становится вокруг, — и голубое, без единого облачка небо словно заново подкрасили, и нежнее, серебристее зазвучали трели жаворонков в поднебесье, а в чистый утренний воздух словно подбавили меду да запаха свежевспаханной земли. На верхней меже пашни голу беет молодой острец, перемешанный с зелеными завитками дикого кле вера. А небольшая сопка, что полого поднимается от межи, пестреет цве тами. Их такое множество — красных, розовых, малиновых, желтых, го лубых, синих и белых, и разбросаны они по зеленому фону в таком жи вописном беспорядке, что сопка кажется нарядным, праздничным плат ком казачки , на котором затейница весна искусно выткала живые узо ры. Дальний склон сопки розовеет от марьиных кореньев — так называ ют в Забайкалье пионы. Чуть пониже сопки чья-то узкая и длинная з а лежь желтеет, словно казачий лампас, настолько густо уросла она по левым маком. Но ничего не замечал Егор в этот первый день. Душою он был в родной станице, на берегах любимой Ингоды, возле матери и братишки. Как-то они там? Ничем он не сможет им помочь! ГЛАВА ПЯТАЯ ...Два с половиной года прошло с той поры, как поступил Егор в р а ботники к Савве Саввичу. З а это время он так вырос и возмужал, что, когда хозяин на пасху отпускал его домой, многие односельчане при встречах с рослым широкоплечим парнем не сразу признавали в нем прежнего подростка Егорку. Время летит. Свыкся Егор со своим положением, привык к новому селу. Частенько стал он похаживать после работы на вечерки и вскоре 34
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2