Сибирские огни, 1959, № 4
А . Г о р е н и й «Н Е БЫ ЛИ ЦЫ » п о р т я т к н и г у Б огата разными событиями охот ничья биография дяди Кости. О многих из них он любит лишний раз вспомнить, особенно после зорьки. А станет вспоминать — смех и грех. Все Перепутает в кучу — были и небылицы. Попробуй, разберись», — так начинает ся один из рассказов Григория Кобяко- ва, автора первой книги «Гордая песня»1. Автор, как и его дядя Костя, старый полиграфист и заядлый любитель-охот ник, знает немало охотничьих былей и небылиц, многие из которых довелось, видимо, услышать от бывалых охотни ков где-нибудь у костра, «после зорь ки». Он любит охотничье ремесло, при роду, «зверье» и рассказывает обо всем этом по-охотничьи важно, не торопясь, как будто рассчитывая, что в запасе длинная ночь и спешить некуда, но с пристрастием, влюбленно. Книга читает ся неровно: то с интересом, то безраз лично, то с некоторым раздражением и чувством неловкости за автора, кото рый свое слабое знание жизни стремит ся подменить охотничьими небыли цами. Собака дяди Кости «умница». «Да-да, единственное, чего не умела — гово рить». Эта собака-умница по приказа нию хозяина бегала на озеро и, возвра тись, «докладывала», есть там утки или нет, и даже сколько их там. «Ложится на спину и поднимает лапу вверх. Ага, значит, на озере одна утка. Когда под нимает две или три лапы — знаю: на озере две или три утки. А если много? Марзан ложится и дрыгает всеми че тырьмя лапами. Вот так, стало быть». Но если это простительно дяде Косте, который по слабости охотничьей памя ти путал были и небылицы, то как же быть с его сыном Володей, совсем еще молодым охотником, который, вероятно, еще не разучился различать правду от неправды? Ведь он (а вместе с ним и рассказчик) уже не со слов других, а как очевидец рассказывает о «событии, случившемся с дядей Костей сегодня». Дядя Костя где-то далеко от табора убил «наповал» крупного крякаша. Придя на табор, хвалясь, он торжест венно вынул добычу из сетки и бросил ее к костру. «И тут происходит порази- > 1 Г р и го р и й К о б я ко в . Гордая песня. Охот ничьи р ассказы . Читинское книжное и зда тельство , 1958, 87 стр. тельное. Шлепнувшись о землю, крякаш вдруг поднимает голову, встряхивается и... взлетает». Что же случилось? Неиз вестно. Володя высказал предположе ние: «селезень был оглушен и с ним приключился шок. При ударе о землю шок прошел». Но рассказчик и дядя Костя с этим не согласны. «Не в шоке дело», .— говорит дядя Костя. И в са мом деле, в чем же дело? А самое глав ное, для чего все это нужно? Для чего повторять читателю давно известные охотничьи анекдоты, что рябчик, не бо ясь охотника, может сидеть на стволе ружья, что убитый «наповал» токующий глухарь продолжает петь в сумке охот ника и т. д.? Такие охотничьи «истории» портят книгу. Есть в книге и другие недостатки. Автор, например, в рассказе «Ухарь» верно подметил некоторые черты совре менного браконьера, бездушного охот- ника-хищника, который не признает ни законов, ни традиций. Браконьеру чуж до чувство красоты, он ко всему подхо дит с узкоутилитарной меркой и живет по принципу: «у человека руки не от себя, а к себе загребают». Но выписан образ Ухарева с нарочитой прямолиней ностью, и в такой мере он на каждом шагу разоблачает себя, что теряется ощущение его достоверности. Писатель оказывается иногда очень ненаблюдательным. У него «головеш ки, омытые многими дождями и иссу шенные солнцем, стали совсем черными с глубокими трещинами-морщинами...», «От шлепков тяжелых струй взлетают фонтанчики» и т. д., тогда как даже не охотнику известно, что головешки, омытые многими дождями, обветренные, со временем не чернеют, а буреют, а трещины-морщины почти исчезают. Головешка делается гладкой, как точе ная. Струя не может вызывать шлеп ков, потому что это непрерывное тече ние, которое скорее вонзается в воду, а не шлепается, и фонтанчиков при этом не может быть. Но в книге есть и то, что заслужи вает внимания читателя. Некоторые рассказы и сценки читаются с интере сом. Хорошее впечатление оставляют рассказы о юных охотниках-любителях: «Бывалый охотник», «Охотничий за кон», «На заломе», «Петр Иванович», «Ночь в тайге». В них запечатлены от дельные черты тех, кто только начинает свою охотничью биографию: то таких, которые из книг познали хитрости охот ничьего ремесла и своими знаниями по могают взрослым, хотя сами, как выяс няется потом, не убили ни одной птицы («Бывалый охотник»), то таких, кото рых отцы еще боятся брать на серьез ную охоту, но в конце концов они, не терпеливые и любознательные, спасают взрослых от большой опасности («На заломе»), то таких, которые под влия нием доброты и сердечности своего това рища, по-братски поделившего добычу,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2