Сибирские огни, 1959, № 4

«Унгерн считал величайшим бедстви­ ем и позором свержение царского само­ державия и готов был присоединиться к кому угодно, чтобы только бороться с разнузданной чернью, как презрительно величал он русских рабочих и кресть­ ян... Держался подчеркнуто прямо. Не­ большую, на длинной шее голову его покрывали белесые реденькие волосы... В гневе его глаза делались безумными глазами убийцы. Холодная змеиная сила их давила, гипнотизировала далеко не малодушных людей». Весь свой «талант» Унгерн употреб­ ляет на то, чтобы сколотить армию убийц: «Пусть огнем и железом очистит землю от скверны. И когда перевешает, перестреляет, зароет всех бунтовщиков и евреев, только тогда мы вернем себе власть, свое право распоряжаться людьми и скотами...». И, принимая в свою «армию» пополнение, спрашивал: «В бога веруешь? Человека зарубить можешь?». Шаг за шагом писатель рисует звери­ ный облик Унгерна и его сподвижников. «Восстановитель монархий» хладно­ кровно приказывает «ликвидировать» ни в чем не повинных бурят, закопать жи­ выми в землю китайцев. Начальник контрразведки палач Си- пайло служит и Унгерну, и японской разведке. Преданность «белой идее» не мешает ему вместе с Кузьмой Поляко­ вым грабить армейскую казну. В Челпанове писатель показывает образец скрытного, замаскировавшегося врага. Пробравшись на пост начальни­ ка уездной милиции, он демагогически­ ми приемами и провокациями пытается принести как можно больше вреда Со­ ветской власти, дискредитировать ее в глазах простых тружеников. Но все эти попытки терпят провал. Всей логикой развития образной си­ стемы романа убедительно показана не­ избежность крушения всех планов и проектов белоказачьей и иностранной контрреволюции, неизбежность победы трудового народа, устанавливающего на земле новую жизнь в соответствии со своими вековыми чаяниями и жела­ ниями. В новом романе К. Седых есть не­ сколько лирических отступлений. Они представляют собой не только эмоцио­ нальное выражение чувств автора, но также своеобразное концентрированное вступление к развертыванию какой- либо большой темы в последующих главах или, напротив, «подведением итогов», либо эмоциональным «узлом», возникающим как бы стихийно, внезап­ но, под давлением событий в ходе по­ вествования. Так, первая часть романа начинается лирическим отступлением о молодости: «Молодость, молодость! Я не знаю человека, который бы думал о тебе без волнения и благодарности, без улыбки на самых суровых устах. Всем нам светило твое незакатное солнце, гремели весенние громы, бил в лицо не­ уемный ветер, шумели деревья и кла­ нялись травы в степи...». Это вступле­ ние служит началом темы юного поко­ ления, вступающего в революцию, — в первой части основное внимание уде­ ляется Ганьке Улыбину. Сразу после сцены жестокой расправы дружинников с ранеными партизанами, лежащими в госпитале, как бы естественно возникают лирические строки об одинокой брат­ ской могиле, что горюнилась у подно­ жия одинокой сопки: «Не подняться, не покинуть этой тесной могилы в чужой земле ни одному зарытому в ней пар­ тизану. Никто никогда не увидит их больше в родном краю. Не придется им ни пахать, ни сеять, ни биться с вра­ гами, ни любоваться на жен и де­ тей». Нельзя не остановиться и на пейзаж­ ном мастерстве писателя. Пейзаж в «Отчем крае» выполняет важную идей­ но-тематическую функцию. Изумитель­ ные поэтические картины природы За­ байкалья и лирические строки о моло­ дости, о тревожных боевых днях, о пав­ ших героях-партизанах, о горе материн­ ского сердца, изболевшегося по сыновь­ ям, где-то воюющим с врагами, сливает­ ся в единое целое. Это целая поэма об отчем крае, о борьбе за его будущее. На этой прекрасной земле и жизнь должна стать прекрасной! Вместе с тем нужно высказать и ряд упреков автору «Отчего края». Писателю следует стремиться к более экономному письму, не допускать водя­ нистых сцен, лишних слов, не несу­ щих никакой смысловой нагрузки, ни­ чего нового не добавляющих к сказан­ ному. Одним из заметных недостатков рома­ на является вялость и растянутость от­ дельных глав, — длинное описание чувств Людмилы Ивановны при первой встрече с только что вернувшимися до­ мой партизанами. Следует тщательно работать писате­ лю и над языком. Так, читая многие страницы, можно заметить пристрастие: автора, к словечку «рявкает», создаю­ щему элементы схематизма в художест­ венной ткани произведения: «рявкнул Оой», «рявкнул Максим», «сделал страшное лицо и рявкнул», «рявкнул Сипайло» и т. д. Хочется пожелать большей динамич­ ности некоторым образам (например, Ганьке Улыбину, Роману), большей динамичности сюжета, законченности таких сюжетных линий, как Роман — Ленка Гордова, Ганька — Верка Козу­ лина. Разумеется, это снижает значение интересного романа о больших событиях в жизни народа.