Сибирские огни, 1959, № 4
эвенк, впервые попавший в город, в это- необыкновенно большое стойбище, с шумными улицами, магазинами, нонньгми фонарями, автомашинами, с вечно спешащими потоками людей? И наконец, какое чувство благодарности должно зародиться в нем к врачам, вернувшим ему зрение?! Раньше всех поднялся, как обычно, Василий Николаевич, явно озабочен ный — чем кормить дорогого гостя. В его туго завязанной котомке есть консер вы, пгпиг, копченая колбаса, сухая дыня, сладости, но он думает о чем-то другом. Вот он вылез из палатки, разжег костер, что-то рубил, гремел посудой. Возня Василия Николаевича разбудила людей. Пришли олени. Только сон ные деревья, закутанные туманом, все еще не в силах стряхнуть с себя ночной покой. Этот туман давит, как неминуемая беда. Но вот легкий ветерок из недр старой лиственничной тайги, словно чья-то таинственная рука, распахнул неви димое пространство, и туман, слегка приподнявшись, послушно побежал к реке. Он рвался о выступы скал, о вершины деревьев, редел и, наконец, бесследно растаял. Под звонкие песни пернатых поднималось над землей огромное солнце. В семь часов Трофим принял из штаба долгожданную радиограмму^ «Машина в воздухе. С десяти часов держите сигнальные костры». Потянулись часы, как долгие зимние ночи. Слух настороженно ждет, глаза караулят просторную синь неба. Уже давно горят костры и столбы дыма над тайгою показывают невидимому самолету цель. — Летит! — кричит кто-то из нетерпеливых. Но в небе пусто. Это баловень-ветер пронесся в вышине, слегка коснувшись вершин деревьев. Снова ждем. Время тянется медленно. Уже никто не садится, все посматривают в небо. И вот, наконец-то, вместе с долетевшим гулом появля ется в густой синеве черная точка. Приближаясь, она увеличивается, принимает очертания самолета, потом с ревом проносится над нами. Как странно действу ет это на наших собак. Кучум, вероятно, принимает его за чудовищную птицу, бросается к своим похоронкам, разрывает их и с звериной жадностью все пожи рает, будто пришел конец света и бессмысленно хранить запасы. Бойка же при виде низко летящего над собою самолета спешит укрыться в тени и начинает за- тяжно выть, подняв к небу морду. Но стоило машине приземлиться, как собаки успокаиваются и через мгновение мчатся к самолету. Туда бежим и мы. Из кабины показывается Улукиткан. На бледном лице отпечаток трудно пережитого полета. Вот он снова перед нами, все такой же маленький, неизменно покорный, с кривыми пальцами, изуродованными подагрой. Малюсенькими гла зами старик осматривает место, силится угадать, куда принесла его чудесная птица. Несколько секунд Улукиткан, пилот и мы стоим молча. Наконец, старик сходит с самолета и почти сразу, будто подкошенный, падает на колени, набира ет горсть влажной земли и медленно подносит ее к сухим губам. — Долго я не видел тебя, моя земля! Ты лучше всего на свете... — говорит он еле слышно и, склонившись в покорном поклоне, продолжает что-то шептать на родном языке. Вздрогнули его скошенные плечи, и безвольное тело забилось, как в остром ознобе. Какая радость для слепца снова увидеть то, что уже счита лось потерянным навеки! И ему кажется: ничего нет на земле лучше этих коря вых лиственниц, изувеченных долгой зимней стужей, топких марей, с черной бо лотистой водою, бесплодных горных вершин, покрытых серыми курумами. Василий Николаевич растерялся: ищет трубку по карманам, а она у него в зубах. Трофим жует нижнюю губу — явно нервничает. Все молчим. Но вот Улукиткан отрывает лоб от холодной земли, поднимается. Лицо открытое, свет лое, и, кажется, не осталось у него в жизни никаких сомнений. Он подходит ко мне, берет мои руки и пронизывает меня долгим старческим взглядом. — Старики раньше так говорили: когда ты захочешь испытать друга — бе ри с ним котомки, посохи и отправляйся в далекую дорогу по самой трудной тропе. Если по пути встретится голод, болезни, разные неудачи и вы оба вместе дойдете до конца, — верь ему, он твой друг... Хорошо говорили старики. В сво- 9. «Сибирские огни» № 4.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2