Сибирские огни, 1959, № 4

жизни, открыв глаза, увидели эту крупную гальку, из которой сложен остров, •тальниковый куст, край наносника и голубое просторное небо над ним, — как, должно быть, дорого для них все это! Я присел на колоду, увлеченный теплыми воспоминаниями, навеянными птицами. Кому не приходилось после долгой разлуки возвращаться к родному очагу, где все до мелочи знакомо, дорого, близко! Пронеслось опять в вообра­ жении несвязными отрывками далекое детство: щербатая калитка у плетня, дыра в подворотне, где лазил я когда-то с Каштанкой, спрятанные козанки под похилившимся порожком, воробьиные гнезда, яблоки за пазухой из чужого, соседнего сада. Как все это, действительно, дорого! Разве есть что-нибудь в памяти лучше детства! Разве есть на земле место дороже того, где впервые на­ чал ходить, скакал верхом на хворостине, играл в прятки, со страхом слушал сказки про бабу-ягу, а после, крепко сдружившись с ребятами, ходил на реку, в лес, ездил в ночное, впервые познал те ощущения, которые рождает горящий во тьме костер. Верно, родные места иначе и ярче окрашены, чем все осталь­ ные. Какая таится в них притягательная сила! Вероятно, такая же привязанность к родному месту приковала и этих за­ бавных птичек к острову. Островок скучный, почти голый, справа и слева, не смолкая, однообразно шумит перекат. Но через тысячи километров от зимовки пронесли они на крыльях свое стремление к родному гнезду. Косые лучи солнца скользили в просветах по-весеннему потемневшего ле­ са. Жаркий, издалека прилетевший ветерок еле шевелил кроны, и где-то внизу, по реке, за поворотом, бранились кулики. Я возвращался на стоянку, все еще находясь во власти воспоминаний о родном крае, о далеком Кавказе. ....Стан. Людей одолевает скука, когда нет большого дела. Все до надоедливости знакомо, притоптано, однообразно. Лиханов, скрючив спину, чинит седла, сма- • чивая слюной нитки из оленьих жил. Василий Николаевич, навалившись грудью- на Кучума, выдирает самодельной гребенкой из его лохматой шубы пух. Уви­ дев меня, собака вдруг завозилась, стала вырываться, визжать, явно пытаясь изобразить дело так, будто человек издевается над ней. — Перестань ерзать, дурень! Тебе же лучше делаю, жара наступает, изо- преешь, — говорит Василий Николаевич, посматривая на Кучума через пле­ чо. — Ну и добра же на нем, посмотрите!—подает он мне пригоршню пепельно­ го, совершенно невесомого пуха. — А что ты хочешь с ним делать? У Василия Николаевича по лицу расплывается лукавая улыбка. Прищу­ ренным глазом он скользнул по Лиханову и, будто выдавая свою заветную тай­ ну, шепчет: — На шаль собираю. — Кому? — Нине, конечно. Осенью свадьбу справлять будем, вот мы и накроем не­ весту пуховым платком из тайги. Уж лучшего подарка и не придумать. — Это здорово, Василий! По-настоящему хорошо получается. Только не надо Трофиму говорить. — Ни-ни, от него я и таюсь. Беда вот, -никак не уговорю этого дьявола,— и он кивнул головою на Кучума. — Силен бес, того и гляди, уволочет в чащу. А Бойка, как увидала расческу, затаилась в кусту и оттуда наблюдает. — А ты сострунь его... — Не за что, — и лицо Василия Николаевича размякло от жалости. — Разве провинится, ну уж тогда походит по нему ремень. Как думаешь, Кучум? Пес прижал уши, глаза прищурил, явно готовится взять реванш. Я жду и молча подаю знак ему, дескать, пробуй вырваться. И действительно, стоило Ва­ силию Николаевичу повернуться, как Кучум, словно налим, выскользнул из-под него, перемахнул через груз, накрытый брезентом, и поминай как звали.