Сибирские огни, 1959, № 4

риэонту. Долбленка уходила медленно. Мы стояли и смотрели, как под ней мешалась, словно серебро, взбитая тяжелыми веслами вода. Стоянку накрыл мелкий, липкий дождь. Птицы хотя и успели попрятать­ ся, как и насекомые, в своих незатейливых убежищах, но не молчали, про­ должали весеннюю перекличку. От этого в природе чувствовалось оживление— значит, дождь ненадолго. Действительно, побарабанил он по палатке, взбаламутил ручьи и, убегая на запад, утащил за собой послушные тучи. На небе появились голубые прота­ лины. Мир полностью ожил, и день продолжался в песнях, в суете, в любовных играх. Скоро вечер. Мне не сидится в палатке. После дождя должна быть хоро­ шая видимость, ну как удержаться, не взойти на сопку и не взглянуть на окру­ жающую нас местность. Уговариваю Василия Николаевича не идти со мною. Я уже окреп для не­ больших прогулок. Беру посох и незаметно для собак покидаю лагерь. В лесу сыро. С веток гулко падают на землю тяжелые капли влаги. В про­ хладном воздухе душок нагретых гнезд и старых дупел. Под ногами крутой подъем по мокрому ягелю, плешинами прикрывшему каменистый склон сопки. А позади солнце уже коснулось нижним краем своей колыбели. Вот и вершина. Я усаживаюсь поудобнее на камень и достаю бинокль. Ветер стих, запутавшись в низкорослой чаще. Под багровйм золотом дро­ жащей рябью пылает сонная река. И где-то слева, под камнями, пробивается незаметно ручей. Взгляду все доступно, сократилось и расстояние до дале­ ких гор. Я смотрю в сторону Станового, спрятанного за взлохмаченными грядами ближних гольцов. На всю огромную панораму спускается тихий вечер. Нако­ нец-то моему взору открылась Джегорма, та самая река, что была единственной надеждой для меня и слепого проводника в нашем последнем походе. Перед ней, от истоков до устья, широкой долиной расступились горы. Куда ни по­ смотришь — все лес и лес. По нему разметались косы топких болот да мелкие россыпи холодных озер. Из вечерней мути, через обожженные закатом мари, бугры, перелески ползет Джегорма, тайком подкрадываясь к Зее. И там, где она, выгибаясь в последнем усилии, вырывается из объятий тайги, чтобы слить­ ся с Зеей, дымится лагерный костер — единственное пристанище человека на всем видимом с вершины сопки пространстве. Я поворачиваюсь к убежавшему солнцу. Уже затухает заря. Лиловым сум­ раком наполняются провалы. По дну широкой долины полноводьем беснуется -Зея, ревет, скачет гигантскими прыжками по перекатам, точит нависшие карни­ зы левобережных скал. Сколько злобы! В схватке с гранитом волны дьгбятся, хлещут друг друга и, отступая, в передышке прячутся под зыбкой пеной много­ водной реки. И так Зея уходит вдаль, за перекатом перекат... А за рекой, от каменного русла до далеких гор, распласталась ширь лист­ венничной тайги, прошитая жилами студеных ручейков. Я стою там долго... Уже ночь. Далеко в потемневшей тайге бубнит филин. Со скал к реке ползет туман, расстилаясь низко над водою. На пушистых ли­ шайниках лежит еще нежно-розовая пелена исчезнувшей зари, а уж тьма затя­ нула вершины. Надо возвращаться в лагерь, там начнут беспокоиться. Я спускался с сопки медленно. Путь освещали холодные звезды... Все следующее утро мы с Геннадием просидели на радиостанции. Сегодня нам удалось связаться со всеми полевыми партиями — работа везде шла своим чередом. Установилась хорошая погода. Надо бы пойти на голец к Трофиму, проверить его постройку, но в ногах еще гнездится усталость. Беру дневник, ухожу на берег Джегормы и там вспоминаю отрывки впечат­ лений прошедшего дня. Против меня, за протокой, галечный остров, отгородившийся от наводнения