Сибирские огни, 1959, № 3

ю. мостков Когда тают снега■■ В советской литературе есть произ­ ведения, которых не может быть (и нет) в литературе любой буржуазной страны — по той простой причине, что капита­ листическая действительность не знает явлений, свойственных нашей жизни. В литературе западноевропейских и аме­ риканских стран можно найти потряса­ ющие душу книги о том, как гибли древ­ нейшие культуры, как вымирали целые народы, но тщетно искать рассказа о возрождении народа, которому угрожа­ ла гибель. Подобных фактов в их исто­ рии нет. Что может противопоставить буржу­ азная литература таким произведениям, как «Большой аргиш» М. Ошарова, «Ве­ ликое кочевье» А. Коптелова или «Али- тет уходит в горы» Т. Семушкина? Ни­ чего. Но даже среди книг, посвященных этой принципиально новой, свойственной лишь советской литературе теме, по­ весть Юрия Рытхэу «Время таяния сне­ гов» стоит особняком. В этом легко убе­ диться, если вспомнить, что названные выше произведения созданы русскими писателями, хорошо знавшими жизнь и быт народов, которые до Великой Ок­ тябрьской социалистической революции были обречены на вымирание. Юрий Рытхэу — сын того народа, о котором он пишет. Он стал его первым писателем. Не может не вызвать радост­ ного волнения тот факт, что чукотский народ, еще только тридцать лет назад не имевший своей письменности, теперь создает свою настоящую большую лите­ ратуру. Последняя повесть Ю. Рытхэу, — как и его первые рассказы, собранные в сборниках «Друзья-товарищи», «Люди нашего берега», «Имя человека», «Чукот­ ская сага», — посвящена самобытному чукотскому народу, его людям — сме­ лым и добрым, трудолюбивым и само­ отверженным. И хотя повествование ав­ тор ведет от третьего лица, читатель видит все глазами героев книги: это де­ лает изображение более зримым, осязае­ мым, а характеры персонажей — более выпуклыми. Впрочем, не менее важно то, что такой прием позволяет писателю полно и убедительно воссоздать коло­ рит, своеобразие жизни чукчей. Потому-то у автора темнота — «гу­ стая, как остывшая кровь»; люди сует­ ливо бегают по палубе (на корабль смотрят издали), «словно мухи по куску вяленого моржового мяса»; ветродвига­ тель лежит, как «скелет гигантского кита», а толстый электрический кабель похож на моржовую кишку. Писатель скажет не «ужин», а «вечерняя еда». Было бы излишне приводить другие примеры — достаточно и этих, чтобы почувствовать, как отдельные штрихи помогают Ю. Рыхтэу нарисовать дейст­ вительность, окружающую его героев, и одновременно показать их взгляд на вещи. Но если бы дело ограничивалось только этим, то нужно было бы гово­ рить не о повести, созданной художни­ ком, а об этнографическом описании. А Ю. Рытхэу — прежде всего художник, которого привлекают человеческие ха­ рактеры, люди, причем люди, постав­ ленные историей в необычное положе­ ние: в жизни чукчей причудливо смеша­ лись обычаи предков, существовавшие многие сотни лет, с приметами сегодняш­ него дня. Рядом до поры до времени уживаются обряды и пионерский лагерь, заклинания об успешной охоте и новей­ шие орудия лова, обрядовые танцы и танец, повествующий о спасении челюс­ кинцев. Это совмещение несовместимого са­ мим чукчам кажется обычным. Как не­ что естественное, само собой разумею­ щееся, воспринимают они дружескую 12. «Сибирские огни» № 3.