Сибирские огни, 1959, № 3

А я рухнул лицом во влажный мох... ...Очнулся я ночью, лежа на спине. Надо мною чернело беспото- лочное небо в ярких веснушках. Рядом пылал костерчик, вырывая из темноты темно-красные комли ближних деревьев. Где я и почему я лежу? Я хотел привстать, но резкая боль в голове опрокинула меня. Я застонал. — Мишк, Миша, — услышал я под самым ухом испуганный Вить- кин голос. — Ты слышишь меня? — Слышу. — Наконец-то... Коля, иди сюда, Миша очнулся! Я вспомнил нарастающий шум брошенного Колькой шеста, удар по голове, кровь под пальцами. Подошел Колька с палкой в руке. Оказывается, время от времени он отходил от костра и стучал по кедрам, отпугивая невесть кого. — Мишк, очухался? — Очухался. — Башка-то трещит? — Ноет. — Ишо бы. Это хорошо, что шест криво падал, а то и вовсе бы на­ смерть... Зачем ты под кедр стал? — А ты зачем по кедру пустил? — А куда я пущу? — Швырнуть надо было. — Швырнешь там, когда сам еле держишься... Д а и почем я знал, что ты тут как тут. — А здорово череп-то раскроился? — Нет, не шибко... Не бойся, мы кровь уняли. — Миша, есть хочешь? Для тебя оставили. — Не хочу. — А шишек? Мы нажарили шишек. Вкусные! — Не хочу... Пить. — Щас — сказал Колька. Он порылся в котомке, что-то вынул и нырнул в темноту. Журчала вода. Наверное, мы на канаве. В тишине крякнула утка. Витька вздрогнул, а потом сказал с настороженной улыбкой: — Утка. Как в деревне... Что думает сейчас Толик? — Ты не бойся, к костру ни один черт не сунется... — сказал я .— Мне бы спину к огню, замерз. — Сейчас я тебе помогу. Он помог мне развернуться. К обомлевшей спине мигом припала теплота. Глаза закрывались. Колька принес воду в огуречном стакан­ чике. Я выпил, и внутренний холодок разбежался по телу дрожью. — Чуть посветлеет, и пойдем, — проговорил Колька. — Вить, под­ кинь сушняку, пусть ярче полыщет. — Как же вы со мной пойдете? — А так же, — ответил Колька, поднял свою палку и удалился. Тотчас послышался стук и его сердитый голос: «Кши, гады, кши!». — Витя, а ночь давно? — Не очень. Часа три. — А как вы меня тащили? — Мы тебя никак не тащили. Мы только уняли кровь да ближе к канаве поднесли. А ты все — как мертвый, вот только дышишь. Тебе бы нашатырь нюхнуть... Мы маме давали нашатырь. С ней часто случа­ лось... А потом... совсем... Я повернул голову к Витьке. Уловив в моем взгляде насторожен­ ное внимание, он после некоторого молчания произнес: — Мама все говорила, что долго-долго будет жить, что нас вырас­