Сибирские огни, 1959, № 3
ГЛАВА ЧЕТЫ РНАДЦАТАЯ Планер был сооружен окончательно, и Толя, присоединившись к нам, захватил его с собой, чтобы запустить в пробный полет с бугра над логом. Он нес модель за нос, она была похожа на огромную стрекозу. Разговор не сразу, но налаживался. Колька решил: лучше быть укушенным змеей, чем ходить в прокля тых сапогах. Он шел босиком, делая быстрые и какие-то куцые шажки, чтобы ноги не очень отставали и не попадали под приклад, который на висал над пятками. Большие его уши улавливали каждый звук. Когда я смотрел на Колькины уши, мне всегда казалось, что вот-вот они зашеве лятся и шлепнут его по щекам. У Шурки на лице не было такого постоянного выражения радости, как у Кольки. Он смеялся, когда смеялись все, но его рот не был раскрыт в ожидании чего-то необыкновенного. Шурка тащил бич, перекинув его через плечо и удерживая ременный хлыст на спине, завернув туда руку. Кепка сидела на его голове, как всегда, небрежно — козырьком вбок. Петька-лейтенант шагал широко, засунув руки в карманы галифе и таким образом поддерживая их, потому что веревочка сползала. Пилот ка с железнодорожным крестиком обхватила Петькину голову зеленым полумесяцем. Петька похож на босяка, на бродягу, который кого-то ог рабил и все снятое нацепил на себя. Все они были забавными: и Колька, и Петька, и Шурка, даже Вить ка, — не своей одеждой, а чем-то другим: не то голубыми глазами, не то какой-то живостью разговора, не многословием, а именно живостью. Лишь Толик не походил на всех, он не казался забавным, что-то было в нем серьезное. Когда мы выгоняли стадо, дед Митрофан наказывал: — Вы вот что, вы не вертайте, коли дожж малость крапнет. Большо- го-то не будет, а малый: кто его знает, вон он висит, — и дед мотнул головой вверх. — Мой дождевичок прихватите. Обождите. Он принес из сторожки грубый брезентовый дождевик. — Эй, Петька, возьми-ка брезентину, — крикнул Шурка. — Зачем она нам? Под березами укроемся. — Не укрывался, видно, под березами-то, — проворчал дед. — По первости-то ничего, а после, как за шиворот польет, вылетишь из-под бе резы да под небом будешь торчать, как гвоздь... Берите. Петька скривил физиономию, но взял дождевик и пробубнил: — А штаны кто мне будет держать? Дед Митрофан? Придумал, ста рый! — Он накинул брезентину на себя поверх головы и пошел, как ступа. Мы побежали догонять стадо, а дед еще кричал вслед: — А коль разойдется да затянется — оборачивайтесь... Уразумели? Я про хмару... Тучи теперь совсем низко неслись над деревней, от этого их движе ние казалось более бурным и неприветливым. Они были одинаковы: дым ный цвет, рыхлые, неотчетливые края. Никогда мир не был, кажется, та ким узким и печальным, как теперь, при низком тучелёте. Колька не замечал ничего, кроме модели планера. Он увивался во круг Толи, будто был на привязи, и разглядывал непонятный предмет с неподдельным удивлением, тем более, что я рассказал ему, что он, этот предмет, летает не хуже настоящего самолета. Колька, должно быть, пы тался разыскать в нем какие-нибудь пружинки, которые могли бы под бросить планер, а потом не выдержал и спросил: — Неужто полетит? — Полетит, — ответил Толя. — Во всяком случае, должен полететь1, если я все правильно по схеме собрал... Его воздух поддерживать будет.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2