Сибирские огни, 1959, № 2
— Помогите! — потянулся он грязными руками к поравнявшимся с ним Пухареву и Колыхалову. Александр Макарович сделал попытку подать руку, Пухарев поме шал: — Брось пачкаться, Саша! — Но он простынет! — Событие! — А по-человечески? — Если бы он человеком был... — И все-таки... Подняв с земли палку, Крлыхалов протянул ее Дерюгину: — Держись, приятель, за конец крепче. Раз, два, взяли! Мокрые руки соскользнули, Филька грохнулся навзничь. Пухарева осыпало жидкой грязью. — А ну, еще. Держись крепче! — скомандовал Колыхалов. Наконец, Филька выбрался на тротуар. С него текло и капало. Стоял он на шатких ногах, балансируя и распространяя страшный дух. — Свинья же ты, право, — сказал Михаил Терентьевич, отряхивая пальто. Дерюгин выкрутил тонкую грязную шею и как-то снизу вверх взгля нул на него: — Оскорбляешь, гражданин Пухарев! — Тебя? — Не меня, а свинью оскорбляешь. — Это верно! — Если бы я свиньей был, — продолжал Филька, — то у меня бы хозяин был, в хлев бы меня отвел, спал бы я теперь на свежей соломе. Хорошо на соломке! И он запел: Эх, солома, ты солома, Яровая, белая! Ты не сказывай, солома, Что я в девках сделала! Визгливый голос его еще долго провожал в ночной тишине Пухаре ва и Колыхалова. Они шли и думали. Один о том, как сложна жизнь, ка кие в ней бывают еще контрасты. Например, те люди, что сейчас на соб рании горячо и взволнованно обсуждали вопросы государственной важ ности, и вот этот Филька Дерюгин, валяющийся в грязи. А ведь у него, у Дерюгина, есть, конечно, кое-какой ум, человеческое достоинство. Р а з буди их — и поднимется Филька из грязи. Видно, руки еще ни у кого не дошли до этого человека. Да, не дошли, до многих еще не доходят, по тому что слишком много у них дел. Но все равно, должны дойти, долж ны... Мысли другого были в Междуречье. Михаил Терентьевич предста вил себе брезентовую палатку, а около нее костер. Шаткий свет блужда ет по розовым листьям боярок. У костра сидит Иван Григорьев с блок нотом и карандашом в руках, что-то записывает. А рядом — Дедова. Его и Елену Петровну разделяет только ленивый дымок. Елена помеши вает прутиком угольки, по которым блуждает волшебное разноцветье. Взгляд ее далек и грустен. Недавно Григорьев высказал Михаилу Терентьевичу догадку, что его, по всей видимости, любит Дедова, что Пухареву следовало бы на это обратить серьезное внимание. — Спасибо, — поблагодарил друга Михаил Терентьевич и сообщил, что знает об этом и что сам в свое время дал к тому повод. —- Так в чем же дело?!—просиял Григорьев, разводя руками. — Коль счастье лежит на пути — не проходите мимо!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2