Сибирские огни, 1959, № 2
кую выработку на каждого рабочего, всемерное развитие инженерной мысли, новая и гибкая организация производства. Когда утихли аплодисменты, Неверов заключил свою речь словами: — Я еще не знаю, товарищи, насколько готова ваша шахта, на сколько готовы вы, чтобы перейти на шестичасовой рабочий день. Хоте лось бы от вас услышать ответ на этот вопрос. Он сел на место, но тут же поднялся, извинившись перед Колыхало- вым, добавил: — Сообщаю для сведения: инженер Пухарев возвращается на «Первую», на прежнюю должность, и я думаю... Неверова прервали дружные аплодисменты. На это он только раз вел руками и кивнул Михаилу Терентьевичу: мол, видишь, как отзыва ются! — Кто будет говорить? — спросил Колыхалов, жестом руки оста навливая шум в зале и с радостью отмечая про себя, что его друга j— Пухарева — по-прежнему любит и уважает народ. Слово взял Савелий Бабашкин. Пока он говорил, как судьба при вела его от кайлы в комбайновую лаву, Колыхалов мысленно вернулся к тем дням, когда на шахту «Первая» пришел инженер Пухарев. Тогда в самом разгаре была борьба со штурмовщиной. Начали ее с наведения порядка в очистных забоях. Перекрепили выработки, перестлали пути, в результате прекратились завалы и забуры транспорта. Потом бросили силы на создание прочного очистного фронта. Соревнование скоростных проходческих бригад возглавил Калистрат Кондратьевич Дубов, таким образом был создан резерв линии забоя. Попутно механизировали л а вы: пустили в работу все комбайны «Донбасс», комбайн Пухарева и его проходческую машину, ввели дистанционное управление. Теперь все это кажется обычным, простым и необходимым. А сколько, в свое время, по ложено сил в борьбе за это! Первыми шли коммунисты и беспартийный актив горняков, а в их первых рядах неизменно находился инженер Пу харев... ' Предоставив очередное слово, Александр Макарович снова погру жался в свои мысли. Но они текли в лад с мыслями, которые высказы вали горняки с трибуны. — Шестичасовой рабочий день приказом не введешь, — рассуждал Дубов, переступая с ноги на ногу, — за него драться, товарищи, будем. «Правильно, Калистрат Кондратьевич!» — отмечал про себя парт орг шахты. — Это удар по остаткам штурмовщины. Это значит: техника и мысль — вперед! — уверенно говорил Авдеев, проверивший шестичасо вой рабочий день на своем участке. — Посмотрите, как повысится ответ ственность каждого рабочего... «Верно!» — вновь соглашался парторг. После каждого выступления в его неизменном спутнике — блокноте — перевертывалось несколько исписанных страниц. Никто из горняков не похвастал, никто не заявил, что даешь, мол, шестичасовой день! А каждый ясно видел трудности и, в связи с этим, что-то советовал, вносил какое-то предложение. Значит, можно надеяться на успех дела. Дошла очередь и до Михаила Терентьевича. Он вышел на трибуну, сдерживая охватившее волнение. Сознание вины за трагическую смерть горняка лежало на плечах тяжелым грузом. Был миг, когда заколеба лась воля и бессильно опустились руки. Хотелось откровенно признать ся перед народом: «Я вряд ли смогу, товарищи, и вы знаете, почему». Эту внутреннюю борьбу инженера не могли не заметить сидящие в президиуме: застыла улыбка на лице секретаря обкома, вопросительно вскинул брови Ширяев, и нахмурился, зажав в кулаке красный карандаш, Александр Макарович. Только начальник комбината Хударев бесстраст
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2