Сибирские огни, 1959, № 2
Но спасти уже было ничего нельзя. Особняк Калмыковых пылал жарким костром. Вокруг гудело, лопотало. Дрогнули, зашевелились листья на молодых яблоньках-ранетках, близко посаженных к дому, потом листья скрючились, и вдруг по сучкам забегали светлячки. Качнулись от опаляющего дуновения маки и поник ли разом, склонившись в сторону пожарища. Через полчаса на месте дома' Колмыковых лежала груда углей — зеленовато-голубых, дышащих, слабо бьющихся, как чье-то большое- большое сердце... Какие-то люди приподняли с земли начавшее костенеть Мироново тело, куда-то понесли его, в какую-то непроглядную темноту повели Настю. «Наверно, мне снится все это», — равнодушно подумала она. А восток загорался, алел. На смену беспокойной ночи, пропахшей горьким дымом, шло утро. * * * Мирона Федоровича схоронили через два дня. На его' могиле шахтеры «Первой» поставили высокий конус с бронзовой звездой наверху, с шах терской лампочкой у ее основания. Все эти дни Настя не плакала, ни с кем не разговаривала. Глаза ее лихорадочно поблескивали. Она чувствовала, что к ней кто-то обращает ся, что-то говорит. Но она не слышала почти голосов, не понимала, что ей говорят, и на все отвечала двумя словами: «Ничего, ничего...». После похорон, прямо с кладбища, Настя пошла на место пожари ща. Шла, глядела под ноги, почему-то считала про себя кузнечиков, выпрыгивавших из-под ног. Потом запахло гарью и вот, словно по вол шебству, предстала перед ней развалившаяся печь, окруженная серым пеплом, темный провал в погребок, по-осеннему голый, увядший огород. «Что это? Где я?» — пошатнулась Настя, но тут же заметила на песчаной дорожке своего белого котенка, играющего с зеленым бородав чатым лягушонком. Котенок бил лягушонка лапой, затаивался, давал ему допрыгивать до бровки, а затем хищно кидался на него и, поймав зубами за ногу, водворял на середину дорожки. Котенок был худ и, ви димо, голоден. Настя взяла его на руки, как ребенка, и пошла через луг, звенящий кузнечиками, через сады. Поднялась в гору и уже у самой тай ги оглянулась назад. Незнакомым ей показался поселок, уж очень силь но нарушил порядок сгоревший родной дом. Настя сильнее прижала к себе котенка. Рудник вдруг затуманился, заколыхался и медленно растаял... Не скоро очнулась Настя, не скоро вернулась к действительности. Очнувшись, она не вдруг догадалась, что со всех сторон ее окружает тайга, что она не стоит уже возле рудника, а идет вдоль какого-то ручья по дну просторной пади. Идет в ту сторону, куда бежит вода. Дремучие травы доходят до плеч, а над ними синие-синие цветы, тепло пахнущие медом. Ей захотелось пить, она стала приглядываться к берегам, где бы удобнее было спуститься к ручью, и тут заметила, что берега сплошь по росли малинником, над водой гроздьями висят переспелые ягоды. Места ми встречались нетронутые, отягченные плодами кусты кислицы и черной смородины. Когда-то Настя любила ягодничать и варить варенье. Сей час это лесное богатство не привлекало ее. Тайга дышала затаенной июльской мощью. Румянились рябины, зрела калина, обливались пахучей смолой кедровые шишки, и свечами горели они в лучах жаркого солнца. Мглистая просинь между деревьев манила к себе неизведанной сладостью успокоения, дремотного без
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2