Сибирские огни, 1959, № 2

дишь от него, почему разлучаешь его с Настей? Дай возможность Миро­ ну понять, оглядеть тебя! Дай ноги, чтобы ходить, дай руки, чтобы рабо­ тать, дай сердце, чтобы любить тебя. Пусти его к людям, и он искупит ви­ ну, если в чем-нибудь виноват перед ними. Далеко за полночь, когда влюбленная парочка покинула скамейку, движимый чувством борьбы, протеста, Мирон Федорович так осторожна • сполз с постели, что Анастасия Арсентьевна даже не шелохнулась. В это время в окно, должно быть, пролился лунный свет и мягко вылепил из­ гиб Настиной шеи, торчащих под кофточкой грудей. «Ишь ты, какая ты еще, Настасья!» Сидя в раздумье на полу, он напоминал большого зверя, попавшего в капкан. «Нет, Настюшка, не могу я из жизни без тебя уходить... Нико­ му не отдам тебя, моя любушка», — думал он в горячечном бреду. Тря­ сущимися руками достал с тумбочки спички, волоча за собой парализо­ ванные ноги, пополз к двери, перевалился через порожек и скрылся в темноте сеней. Вскоре там громыхнул бидон из-под керосина, вспыхнул огонек, на несколько секунд возникла на стене трепетная, неуклюжая человеческая тень, потом она шарахнулась в сторону, а вслед за этим на порожке вновь появился Мирон Федорович, уже ярко освещенный боль­ шим пламенем. • Сухие сени принялись моментально. Огненные языки, лизнув стену, перекинулись на чердак. Тишина наполнилась тонким потрескиванием и все нарастающим гулом. Почувствовав на лице свет и тепло, Настя, ■поморщившись, отвернулась. Вот уже задымила, затлела рубашка на спине Мирона Федоровича, затрещали на макушке волосы, а он, полулежа и опираясь на порожек здоровой рукой, неотрывно глядел на жену огромными кричащими глазами. Может быть, от страшного напряжения воли у Мирона совершен­ но прояснилось сознание. Он отчетливо понял, как плохо прожил свою ,семейную жизнь, как мало сделал добра для самого близкого челове­ ка — Насти. — Настя! Настенька! — хотел закричать он что было сил. Он пополз назад, в сени, в огонь, бросился на него всем телом, пы­ таясь поймать руками огненные языки, придавить их грудью. Он уже не чувствовал ожогов, не слышал, как кричала что-то проснувшаяся Настя, Он, черный, обгоревший, не в силах встать на ноги, катался среди пламени. «Милая... Зачем же тебе-то умирать? Тебе жить, жить... Живи за меня, Мирона Колмыкова, живи...» — лихорадочно стучало у него в голове. ■Это было последнее, о чем Мирон успел подумать перед смертью. Через секунду он потерял сознание. Он уже не помнил, как Настя бросилась в огонь, как она выхватила его из пламени и потащила прочь, на улицу. Он уже ничего не чувство­ вал. Пока Настя несла его через огород, подальше от пожара, он, так и не приходя в сознание, успел подышать немного росной свежестью июльской ночи. Потом обмяк и затих. Из-под рухнувшей крыши в небо взмыл крутящийся столб искр. Про­ водив его взглядом, Настя присела рядом с вытянувшимся телом Миро­ на и машинально стала переплетать обгоревшие косы. Мыслей у нее в го­ лове не было, стоял какой-то нескончаемый звон. В той же белой узкова­ той кофточке, серой юбке, босая, с темными пятнами ожогов на лице и руках, она почему-то казалась теперь девочкой-подростком, набедокурив­ шей и отошедшей в сторону и сердито поглядывающей, как суетятся во­ круг горящего дома люди.