Сибирские огни, 1959, № 2

лепляющей высокую грудь, по-девичьи крепкое тело, Настя сначала про­ будила в муже грустную нежность. Присев на ступеньки, он долго и умиленно наблюдал за ее работой. Хороша была Настя среди утренней свежести, на фоне махровых ма­ ков! И до чего же ярко светило солнышко, поднявшееся над туманным горизонтом вровень с макушками дремлющих тополей; как громко кри­ чали перепела в дымчатой зелени буйных трав, которые начинались пря­ мо за огородами и простирались до самой тайги, чуть видневшейся из-за холмов. По отдаленным шумам на терриконе шахты «Первая», следующим че­ рез строго равные промежутки времени, по размеренности отдельных от­ звуков, долетавших с шахтного двора, Мирон догадывался, что в забоях идет жаркая битва, и ему вдруг захотелось ощутить стремительный по­ лет клети, вдохнуть грибной запах штрека, добежать до лавы, включить рвущийся, нетерпеливый отбойный молоток, как оружие, прижать его к плечу и, пригнув голову, сбычась, ринуться на высокую стену угля... Было время, выходил Мирон на рекорды. Еще у крылечка кинется на него проворный корреспондент рудничной газеты и ну — вертеться волчком вокруг: секрет, мол, в чем, да каковы приемы? А Колмыков лишь улыбается добродушно. Или поднимет какую-нибудь железяку по пути, благо, их-сколько хочешь валяется, и давай гнуть, разгибать ее, как прутик ивовый, — разумей-де, разгадывай, секрет в чем! На полпути к шахте профсоюзное начальство, бывало, встретит Ми­ рона и пойдет на полшага за ним уважительно. Народ расступается пе­ ред ним, шепоток, говорок слышится: — Гляди-ка, Мирон Федорович! — На рекорд, знать? — Не иначе! — Мирон Федорович, почтение! — Не подкачай, смотри! — Не случалося!.. Вышагивает Мирон вразвалочку, печатает узорчатые следы резино- ных сапог, да так, что и дождь проливной не скоро смоет их. Хоть виду не показывает он, но все же мрет у него сердце от радости, от удали буй­ ной. Вот раскинул бы руки, обнял бы разом и рудник, и шахту, и людей всех: дорогие мои, хорошие, пожелайте, потребуйте что-нибудь! Если на­ до — Мирон в огонь и в воду пойдет за вас! Стоит, бывало, представить Мирону, будто только один он в ответе за то, чтобы тепло и светло жилось на земле людям, тогда держись, ма­ тушка лава! Поспевайте крепить. Поспевайте вагончики с углем откаты­ вать! Что-то ворочается, скрежещет, хрустит в черной пыли забоя, валом валит уголь оттуда. — Кончай, Мирон Федорович! Все рекорды перекрыл, куда к чер­ ту! — кричат в забой наблюдатели. А он еще, да еще развернется: «Нате, знайте наших!» Выйдет под конец из черноты, как из черного огня, черным чертом с большим ртом, с сине-белыми широкими зубами. — Поздравляйте! И жмет руки друзей до хруста, подпрыгивают они от боли, ойкают: — Надо же! Клещами словно!.. Никогда не думал Мирон о смерти, а она вот и пришла. Помнят ли о нем верные друзья-горняки или позабыли?! Неужто ни у кого не дрогнет сердце, когда сложит Мирон, на своей могучей груди нескладные и сильные от шахтерского труда руки?!