Сибирские огни, 1959, № 2

А вон, от одинокого домика, торопятся, бегут, спотыкаются старики Дедовы. — Аленушка! Аленушка! — тоненько кричит Дарья Акимовна. — Доченька милая! — Помолчала бы, что ты расквасилась! — сердито ворчит Петр Иванович на нее и приотстает, чтобы протереть глаза, чтобы рассердить­ ся на дочь, не показать ей слабости. Подошел он степенно, строго, глянул на растерявшуюся Елену и, словно начиная большой разговор, сказал: — Ну? — Агу, — ответил за дочь внук и улыбнулся, показав дедушке чуть проклюнувшиеся первые зубы. А до того чисты были его глаза-медунки, что у Петра Ивановича перехватило дыхание. — Ума решилась, дура, — сказал он глухо вместо приветствия. — Сама потопла — ничего бы, а дитя за что губить? Давай-ка мне его. — И принял ребенка на свои дрожащие руки. Елена кинулась к нему на шею, обхватила руками сразу двоих Дедовых. — Будет, будет! — хотел было отстраниться Петр Иванович, .да и не смог. Вечером после чая, натягивая палатку неподалеку от дома Дедо­ вых, Пухарев сказал Елене: — Знать, покорил внук деда? — Покорил, — ответила она. — А на меня косится еще. Пухарев вспомнил, что по работе Петру Ивановичу придется подчи­ няться дочери, и спросил, сказала ли она ему об этом. Елена только махнула рукой и вздохнула. Г Л А В А » Июльским, еще росным, прохладным утром Мирона Калмыкова позвала смерть. А умирать не хотелось... Тяжело подойдя к буфету, он раскрыл его. Трясущимися руками до­ стал с верхней полки старый хрустальный графинчик и поглядел на не­ го тепло, горестно, как на давнишнего друга перед долгой разлукой. Увидел Мирон, что графинчик-то, оказывается, с дефектом, с кри- винкой в горлышке, что водки в нем чуть-чуть на донышке, а когда-то* брошенные туда апельсиновые корочки потускнели и сморщились. У босых ног его — широкоступных, жилистых — ласково увивался, мурлыкая, белый котенок; неотступно жужжа, билась о стекло еще вче­ ра залетевшая в дом зелено-желтая оса; размеренно тикали на стене ко всему равнодушные часы. Выпив, Мирон разыскал на кухне засохший кусочек колбасы и со­ бирался было съесть его, но, заметив котенка, отдал ему. А сам кое-как добрел до крыльца, выходящего в огород, где жена полола грядки, по­ просил: — Настя, сорви луковку. Видно, тихо сказал он, или Настя слишком занята была своими мыс­ лями, только не отозвалась, не подняла головы. Стоя в борозде на коле­ нях, она левой рукой опиралась на ивовую корзинку, другой — тянулась к середине огуречной грядки, хмурая, сосредоточенная. По зелени воло­ чились упавшие наперед ее длинные косы; поблескивали, а порой осле­ пительно вспыхивали в ушах тяжелые золотые сережки. В серой юбке с влажным от росы подолом, в белой узковатой кофточке без рукавов, об­