Сибирские огни, 1959, № 2

’чив Пухарева. Он услышал веселый голос Ивана Владимировича: — Авария! Михаил Терентьевич, авария! — Что за авария? — Чай пить сели. Тебя не хватает. Заходи! За чаем у Горюновых Пухарев скучал, хотя женщины и ухаживали за ним наперебой. Елена Петровна не понимала, что вдруг произошло с Михаилом Терентьевичем. Да он и сам плохо понимал себя. Домой ушел, как-то некстати сославшись на головную боль. Иван Семенович встретил его, сидя на кровати, завернувшись в одея­ ло, покуривая папиросу: — Не нравишься ты мне, Михаил. — Наверно, — согласился Пухарев, раздеваясь. Григорьев сердито ткнул окурок в пепельницу. — Подай Белинского! —- попросил он, указывая на книжный шкаф. — Третий том давай! Пухарев подал. Иван Семенович полистал книгу, нашел нужную -страницу: — Слушай и запоминай!.. «Под бременем глубокой печали, вызван­ ной величием общих скорбей, позволено даже изнемочь; но стыдно спасть под ношею единичных невзгод. Это непростительная слабость, тщедушный эгоизм...» * * * Известию о скором приезде дочери Дедов не обрадовался, наоборот, рассердился. Глядя на телеграмму, Петр Иванович суровел. «Ишь ты, еду, встре­ чайте! А кто звал тебя?» Не желал он видеть Аленку-мать. Он бы с радостью встретил ту — длинноногую, с двумя тоненькими косичками, Аленку, с пионерским гал­ стуком на шее, с саквояжиком в руках! Он рассердился на взрослую Аленку, словно бы она сжила с бела света маленькую... Потом покосился на жену, наблюдая, как Дарья Акимовна, опустив­ шись на колени, разжигает плиту. Не поднимаясь с пола, она повернула голову к столу, за которым си­ дел, насупясь, Петр Иванович. От густых, с проседью, бровей поднимал­ ся упрямый лоб. В центре венчика еще кудрявых волос, обхватываю­ щего круглую голову, возвышалась лысина — такая бугроватая, неров­ ная, словно там, под лоснящейся кожей, лежали камни. — Отец! — срывающимся голосом обратилась к нему Дарья Аки­ мовна. — Послушай меня! Ить дочь она, не чужая! В ответ заскрипел стол, встопорщились усы. Дедов сердито засопел: — Не пущу. Сказал, не пущу, и крышка! — А зачем же пристроечек к дому делал? — Мало ли чего делал!.. Он собрался и ушел в контору — так он называл наспех сколочен- «ую сараюшку, — чтобы никто не мешал ему поговорить по душам с са­ мим собой. Не нравилась Петру Ивановичу нынешняя молодежь — самовласт­ на, вольнодумна очень! «Влюбляются, разлюбляются, словно цыгане лошадьми меняются. Раньше, бывало, если у кого такое случится — звону-перезвону на всю округу. Презрение ожидало разбивших семью. А уж что говорить про незаконнорожденных!..» Не так проходила и спле­ талась у Петра Ивановича семейная жизнь. Вспомнились ему почему-то две коровы: пестро-черная и рыжая, которые стояли в речке и лизали друг друга. А над ними и под ними го­