Сибирские огни, 1959, № 2

улыбнулся: «У меня же есть прекрасная ваза, Настенька!.. Помнишь, ты мне подарила ее в день рождения?.. Ты, Настенька, все такая же — хо­ рошая, внимательная, добрая. А у меня, было, закрались сомнения... Впрочем, и вел я себя последние дни, кажется, гнусно: чуть, было, не из­ менил тебе. Наверно, где-то в душе — в этой собственной и непостижи­ мой даже для себя машине, ослаб винтик... Не знаешь ли ты, Настенька, отчего и что со мной происходит? Поездка в Москву обновила меня, нет, окрылила! Но на обратном пути встретилась женщина... и, может быть, только женщина... может быть, именно женщина... Видишь, какой я чер­ ноземный, Настенька! Но поездка в Москву и сближает нас. Мы уедем с тобой в Междуречье. Плюнем на все и уедем...». Помывшись, порозовев, Иван Семенович блестел золотыми зубами, шутил, тормошил Райку, задевал молчаливого хозяина намеками. — Любовь — предвестница новой жизни, — уже в постели сказал он, натягивая одеяло. — Ты зачем это? — спросил Михаил Терентьевич. — Философствую. Под старость мы возвращаемся к теории любви, в молодости предпочитаем практику. — Отвечай на вопрос, не уклоняйся! — Хочу сказать, что ты тоже старик. Много мечтаешь, а она рядом, если не ошибаюсь, за стенкой. — Это не она. — Она. Голос слышу. — Не та. — Ну, а та где? — Далеко. В том конце рудника... Райка уснула, сидя рядом с отцом и обхватив его руками. Положив ее в кровать, Михаил Терентьевич позвонил Колыхалову. На вопрос Александра Макаровича: «Ты что, Миша?» — ответил: — От скуки звоню. —- А нам весело. Слышишь, как Зоя поет? — Слышу. — Приезжай, машину пошлю. — Нет. Пусть Зоя споет мне по телефону. Знаешь, Саша, ту, дре­ муче-таежную!.. К телефону подошла Зоя Николаевна. Пухарев услышал ее голос: — Миша, а я сегодня встречала ее... — Нет, нет, ни слова... Заплакать могу! Ты лучше спой мне, Зоя! — По-шорски? — Непременно. Про весну, про тайгу!.. Зоя Николаевна запела, а Пухарев прикрыл ладонью глаза, опер­ шись о крышку стола, слушал. Он не понимал слов, но понимал, о чем поет Зоя... На поляну, усеянную подснежниками и медунками, выходит могучий серебрянорогий лось, чуткие, подвижные ноздри его ловят лег­ кий апрельский ветерок с запахами земли и чего-то еще, известного и до­ ступного только ему. Он слышит ручьи, сбегающие с гор, и чувствует, как вздыхают, томятся подо льдом реки. Он глядит черными, умными глазами на восток, и глаза его постепенно краснеют, в них начинает отра­ жаться заря. «Те-те, те-кэ», — токуют где-то глухари. «Чуфык-чуфык»,— сердится косач. Но вот животное припало на задние ноги... прыжок... Треск сучьев, сухих деревьев... Подобно тени, поляну пересекает рысь... с — Послушайте! Почему разъединяете! т—■закричал Михаил Те­ рентьевич, когда вмешалась телефонистка. — Аварийная, вас вызывают! — К черту! —- Говорите, ■— невозмутимо промолвила телефонистка, переклю-