Сибирские огни, 1959, № 2
ваясь, потом, опомнившись, шагнул к тому месту, куда стрелял. В траве, мажа друг друга густой темно-малиновой кровью, корежились, чуть не связываясь узлом, две изуродованные змеиные половины. Казалось, их раздирала нестерпимая чесотка, до того они стремительно изгибались. Я смотрел на эту предсмертную пляску со злой радостью. Прибежал бледный Шурка. — Кто стрелял? — Увидел змею и все понял.— А! Ну, этой подлюге так и надо... Здорово ты ее!.. А я уж думал, опять напали. — Она Кольку укусила... — Где он?! — Вон! Колька сидел, подмяв под себя талины, и пристально разглядывал влажными глазами грязную ногу выше ступни. — Ну, где больно? Где напухает? — Кажись, тут. — Колька указал на щиколотку. — А ну, давай, — быстро сказал Шурка, схватив Колькину ногу, так что он откинулся на спину, и впился в нее губами. Щеки его мигом ввалились, он высасывал яд! То и дело сплевывая, он, наконец, выпрямил ся и вздохнул. — Ну, как теперь? Колька сел, ощупал мокрую от губ щиколотку и протянул: • — Кажись, ты не тут сосал... Надо было выше. Шурка опять дернул ногу, и Колька опять бухнулся на спину. На этот раз Шурка дольше не отрывался. — А теперь? — Он уже тяжело дышал. Колька тревожно повертел ступней, пощупал, да&е прислушался. — Кажись, опять не тут. Сбоку покалывает. — Э! — вспылил Шурка. — Я тебе всю ногу обсосал. Добро бы чи стую, а то... головешку! Встань и походи... Ежели опять не тут, я тебе мор ду исковеркаю. Понятно? Колька встал, прошелся, подпрыгнул и с улыбкой глянул на нас. То ли помогли Шуркины старанья, то ли змея вовсе не кусала его, но возвращался Колька домой целым и невредимым. Первый наш патрон, приготовленный для бандита, достался змее. Шурка сказал, что змея — тоже бандит, даже еще чище. Это хорошо. Значит, не зря я старался. Моя радость омрачалась несчастьем: я поте рял складень. Тот складень, у которого щечки светились синеватым отли вом! Где он мог выпасть? День угасал, как лампа, в которой не хватало керосина. Солнце, шевеля лучами, заходило за тучи, синевшие на горизонте. Длинные те ни, падавшие на болото от бугра и от березок, росших на бугре, то вы рисовывались четко, как обведенные, то вдруг растворялись в сплошном сером свете. За жидким болотным кустарником чернела небрежно сколо ченным забором кромка тайги. Что там, за этим забором? Когда же мы .пойдем туда? Овцы бежали, мелко тряся телами и дружно блея. Они всегда дерут горло: и голодные и сытые. Во дворах уже суетились женщины с подойниками, подсаживались к коровам, растирая вымя. То и дело раздавались возгласы: — Ногу!.. Маша, ногу... Ногу, постылая! И вслед за этим звенело дно, а потом — цзык... цзык... цзык... цзык... И уже не поймешь, струи молока ли это бьют, или это пилят дрова. У скотного двора стояла запряженная «Грезы жеребца». — Тетка Дарья здесь, — проговорил Шурка. — Прибодрись! Мы раздвинулись на всю ширину улицы и принялись покрикивать на овец, которые и без того были послушны.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2