Сибирские огни, 1959, № 2

Хорошо хоть, дядя Филипп часто пишет домой: д<ив, здоров, колотит фрицев, уже одиннадцать штук укокошил. А вот нам папка прислал все­ го три письма и больше — ни звука. Ломай тут голову... Его, конечно, не убили, но могли ранить или еще что-нибудь, мало ли что может слу­ читься на войне... У Кольки отца нету. Он, подлец, бросил их, когда Колька впервые выговорил: «Тятя». Зря только старался, ему уж никог­ да больше не приходилось повторять этого слова. К полдню животы у овец разбухли, они обленились и еле-еле дви­ гали узловатыми ногами. Солнце пекло вовсю, и скоро, сыгые и разо­ млевшие, они растянулись в тени кустов, часто дыша и прищурив глаза. Мы тоже спрятались от жары, опрокинувшись на спины и притянув к лицам пахучие ветки. В небе висели редкие облака, круглые и белые, как одуванчики. Они не двигались совершенно, точно привязанные. Тень одного из нйх длин­ ней^ рогожиной лежала недалеко от нас. Несколько овец отдыхало на этой необыкновенной подстилке. Над ними недвцжно, словно чучело, воз­ вышался Чертило, он не любил лежать. Стояла такая тишина, какая бывает ночью, когда еще не кричат петухи и когда не.,видишь даже снов. Колька, жуя березовый листик, спросил: Если топор на облако зашвырнуть, удержатся он там или шлеп­ нется обратно? , , п, Я ответил: — Конечно, шлепнется... Только нет такого человека, чтобы топор на облако закидывал. — А почему не слышно, как на войне стреляют? — Потому что далеко. ; v — А если из самой-самой большой пушки бабахнуть, то будет ■слышно? — Если из самой большой, то, наверное, будет. — Значит, нет больших, раз не слышно. , Опять тишина. И вдруг где-то рядом раздался дикий крик. Стадо всполошилось, а мы, будто ваньки-встаньки, мигом очутились на ногах и онемелые, испу­ ганные вдавились в рыхлый кустарник, прячась от чего-то неизвестного, но ужасающего. Крик ослабленно повторился и оборвался хрипом и бульканьем. — Овечка! — выдохнул Шурка и начал красться, а потом побежал по склону вниз, откуда доносился крик. Мы молча последовали за ним. Под кустом, в том месте, где начались сплошные тальниковые за ­ росли, лежала Хромушка. Она судорожно билась и урывками вскрики­ вала, потом вдруг запрокинула голову, перекатилась на спину, как иг­ рающая лошадь, и мы увидели нож, торчащий из-под оттопыренной ноги. Мы с Колькой оторопели, а Шурка, волоча за дуло ружье, кинулся к ней и выдернул нож. Хромушка резко передернулась, подняла морду, посмотрела на нас широко раскрытыми слезными глазами и снова бес­ сильно уткнулась в траву. Только сейчас мы сообразили, что Хромушку зарезали. Шурка бросил нож, на котором запеклась ленточка крови, и мед­ ленно повернулся к нам. Я, стараясь не шуметь, подошел к нему. Коль­ ка — тоже. Мы настороженно огляделись и увидели,., В тальнике нечетко вырисовывалась человеческая фигура, высокая и темная. Густота зарослей и солнце, бившее нам прямо в глаза, меша­ ли разглядеть — кто же это. Неподвижный, как пень, человек, казалось, тоже был ошарашен всем происшедшим. Мы чувствовали, что эн в упор смотрит на нас, и дрожали. Шурка подтянул ружье и направил его в человека. Под напором четырех взглядов: трех человеческих и одного 22