Сибирские огни, 1959, № 2

ставилось мне, что я даже протянул руку пощупать, мокрое ли небо. — Шурк, — сказал я, — погляди: небо-то какое! — Но Шурка не услышал. Он как-то печально смотрел в землю и даже не моргал, будто заколдованный. — Санька, ты что? — спросил я. Он, не повернувшись, тихо ответил: — Нюська у нас заболела. Наверно, умрет. Врачиху вчера вызыва­ ли. Она пощупала-пощупала ее и говорит: «Усилить питание!» Будто мы и без нее не знаем, что надо усилить... — Шурка встал и зло щелкнул бичом. И в тот же миг из кустов вынырнул Колька и припустил к нам, оглядываясь назад, будто ожидая погони. Обычно, когда он хотел спро­ сить про что-нибудь, то кричал прямо из тальника, а тут бежал, зады­ хаясь, молча да еще оглядываясь. Заинтересованные, мы замерли, под­ жидая его. — Там кто-то есть, — полушепотом проговорил он, обдавая нас огуречным запахом. Очевидно, он успел ополовинить свой дневной при­ пас огурцов и картошки, охрану которого доверял только собственной пазухе. — Сучья трещали... Медведь, наверно. — Он беспокойно поднял к нам свое лицо, измазанное смородиной. — Где? — Вон там... — Колька неопределенно махнул рукой. Но тальник был всюду густым, без разрыва, там и стадо медведей не разглядишь. — Почудилось тебе, — равнодушно решил Шурка. — Медведь... — Почудилось... Что я, крещеный, что ли?.. Сучья-то сами по себе не ломаются, и овцы так не бродят... Кто-то есть. Чтоб мне с кедра сва­ литься! — Его взбудораженный взгляд перескакивал с моего лица на Шуркино. — Погоди, еще свалишься, — улыбнулся Шурка. Колька отступился. Но я чувствовал, что тревога в нем не угасла: он вздыхал и косился в заросли. Я побежал завернуть овец, — они могли через Клубничный берез­ няк проникнуть в пшеницу. Хромушка паслась в конце стада. Она уставала прыгать на трех но: гах и порой припадала на брюхо, лежа пощипывая траву. И когда все выедала рядом и тянуть морду дальше не было возможности, Хромуш­ ка рывком поднималась и с прискоком переходила на новое место. Нзге; наверно, становилось хуже. Мы уже решили после обеда оставить овеч­ ку на скотном дворе, пусть ее осмотрит коровий фельдшер. Когда я вернулся, Колька неожиданно спросил: — Мишка, ты бабу-ягу видал? — Где я ее увижу, когда, может, ее вовсе нет... — Колька вечно что-нибудь да придумает. То: почему человек не несется, как курица, тс: ах, выросли бы. у телеги крылья... То вот нечистую силу зацепил. — Я тоже не видел. А вот один наш летчик видел. Летел он з бой и вдруг услышал, кто-то скребется в кабину. Глянул — баба-яга! Рожа сплющенная, руки, как ухваты, и с когтями. Пусти, говорит, сыночек. А летчик ответил: иди, говорит, бабушка, к чертовой матери. Она зубами заскрипела и отстала. А он развернулся да из пулемета — ррраз... Баба- яга обернулась фашистским самолетом и задымилась! — Колька взмет­ нул руки с растопыренными пальцами вверх, изображая клубы дыма. — Вранье, — подытожил я его рассказ. — Зато сам придумал. — У!.. — Мне охота встретить ведьму или черта. Спросил бы: правдашние они или нет. И если правдашние, то дать им в рыло. — Дурак ты, Колька, — беззлобно произнес Шурка. Его не покш дала хмурость. Он, наверное, все время думает про Нюську и про тятьку: