Сибирские огни, 1959, № 2

мама по привычке или в шутку написала мне печатными буквами: «Ми­ ша, сегодня в клубе — постановка и еще кое-что. Пригоняйте стадо по­ раньше. Мама». А ниже добавила: «Может быть, от папы придет пись­ мо». Письмо! Я откинул штору и взглянул сквозь комнатную серость на портрет. У папы большой нос. Мама говорила, что он на семерых рос, а одному достался. И хорошо, что одному. С другим носом папа выглядел бы смешно. Волосы у папы густые и длинные. Тоже, наверное, на семе­ рых росли. В углу лба — шрам, уходящий в волосы, как тропинка в лес... Надо было торопиться. Картошка, пережаренная с луком, приятно пахла. Картофельный хлеб я отодвинул. Потерплю день. Сегодня начиналась уборочная, значит, завтра будет настоящий хлеб. Тетка Дарья обещала нам первую корочку. Во дворе раздался треск, точно там били пистонки. Это Шурка щел­ кал бичом — звал меня. Миг — сковородка опустошена, второй миг — я одет, третий миг — здороваюсь с друзьями. Большеголовый Колька был в уровень с Шуркиными плечами. Он улыбался неизвестно чему. Шурка был хмурым. — Эти-то, «спаянные кишочки», спят, поди, — проговорил Колька. — А чего же им делать. Спят, — подтвердил я. Неожиданно дверь Кожиных открылась, и вышел Толька. Увидев нас, он остановился, но тотчас сбежал с крыльца и скорым шагом напра­ вился в дом напротив, наверное, за молоком. — Кожиха, должно, болеет. Во дворе ее не видно, — сказал я. Мы шагали рядом и в ногу. Шурка — в сапогах с раструбами, кото­ рые торчали и вкривь и вкось, потому что он сам их пришивал. На моих ногах болтались легкие сандалии, а Колька был босиком. За спиной его покачивалось ружье. Настоящее ружье: железный ствол и затвор. Оно было тяжеловатым для него, мы чувствовали, и вдобавок сбивало ему кожу на пятке. Но Колька не хотел расстаться с ним. — Чтоб мне с кедра свалиться, не тяжело! — поклялся он и начал рассказывать с передыхом: — Я вчера у «спаянного кишочка» видел ка­ кую-то штуковину. Он зажмет ее между ладоней да как крутнет — она, чисто чертенок, вверх — ж-ж-ж... Потом упадет, а он снова ее — ж-ж-ж... — Известно, городские. Понавезли всяких заводных хитростей и вы­ творяют, — рассуждал я. — А что, так и взлетает? — Прям так — ж-ж-ж... Выше крыши! Навстречу нам, громыхая по неровностям дороги, катила телега. Мы издали узнали «Грезы жеребца» и тетку Дарью, стоя правившую ло­ шадью. Опять остановится, — буркнул Шурка, выкидывая вперед бич. С тех пор, как мы стали пастухами, не было случая, чтобы председа­ тельница, завидя нас, не притормаживала, не спрашивала, каковы наши дела. Нам случалось трижды сталкиваться с ней за день и трижды мы отвечали, что дела наши идут, как по маслу. — Тпр-р-у-у... Миленькие мои! — воскликнула тетка Дарья, спры­ гивая с телеги и одергивая юбку. — Вы хоть высыпаетесь? — Высыпаемся. — То-то... Справляетесь втроем-то? — Д а мы и вдвоем, без Мишки, справились бы, — важно сказал Колька. — И без Кольки тоже бы уладили, — заметил я. Тетка Дарья рассмеялась. Потом порывисто нагнулась, чмокнула Шурку в щеку, прыгьула на край телеги, так что телега накренилась, как лодка, черпнувшая бортом, и крикнула: — Но-о, Греза! Кобыла не сразу тронула с места. Она только останавливалась бы­ стро, а ход набирала долго.