Сибирские огни, 1959, № 2

Босиком нельзя, а в сапогах тяжело. Я так и думала, что тетка Дарья сыщет вам подходящее дело. Я, радостный, забежал в сени напиться. — Что вы говорите, Лена! — услышал я скрипучий голос Кожихи. —■Ваш сын хочет стать пастухом, а вы соглашаетесь... — А что такое? — спросила мама. — Да как же?! Ребенок — пастух! Ведь это самое стадо их просто растерзает! Растопчет! Там такие ужасные бараны! — Вы, Ольга Ивановна, метали когда-нибудь стог? — вдруг спро­ сила мама. — Причем здесь стог? — А наши ребятишки мечут. Стог высокий, вершина качается, а они мечут — справляются... И тут справятся. — Ну, не знаю, не знаю... Мои бы, во всяком случае, не справились. Да я и сама бы им не позволила... Все-таки вы подумайте, Лена!.. «Вот ведь змея подколодная», — шептал я, прижимаясь щекой к шершавым доскам и еле сдерживаясь, чтобы не выскочить и не закри­ чать: «Мама, не слушай ее, она...» Но мама рассудила сама: — Не беспокойтесь, Ольга Ивановна, я в нем уверена. О! Мама в меня верит! Я вышел и уселся на крыльце. — Витя и Толя, идите кушать, — крикнула Кожиха. Братья вышли из дома тотчас, и ужин начался. Ребята ели нор­ мально, но сама Кожиха... Возьмет кусочек в рот, помусолит-помусолит его и глотнет. Потом быстро запрокинет голову назад, вытянет шею, как подавившаяся курица, и через стеклянную воронку вливает в рот чай, судорожно двигая костлявым телом. Затем уберет воронку, отдышится и снова, сунув кусочек за щеку, льет воду. Было страшно смотреть. Лю­ ди говорили, что у нее узкое горло и чаем она проталкивает пищу в желудок. Я вздрагивал, глядя на ее движения. А она спокойно повторяла заученные жесты и между глотками успевала беззлобно покрикивать на сыновей: — Толя, ну куда ты спешишь? Витя, не тянись. Этот кусочек для Толика, тебе ведь нельзя кушать жесткое — у тебя спаянные кишочки. Может быть, дома Витька и терпел такие унизительные замечания, но здесь он не выдержал, положил вилку и вспыльчиво сказал: — Мама, какие же у меня спаянные кишочки?! Операция была пять лет назад, и уже два года я ем, что попало, только скрываю от тебя, а ты — «спаянные, спаянные». Кожиха вдруг вытянула шею, взялась рукой за грудь, точно задыха­ лась, и заговорила быстро-быстро: — Витя, Витенька, ты меня убьешь! Сведешь в могилу! Ох, я чув­ ствую... Ребята испугались, дали ей воды и замолкли, смиренно опустив, головы. Она их держала в кулаке, эта тетка, сухая и черная, как обгоревшее дерево. Так вот она и была одной из причин нашего недружелюбного от­ ношения к братьям — их мать. Мы все ее ненавидели. И на этот счет не было никаких сомнений. — Миша, нечего глазеть. Иди в избу да займись сандалиями, — шепнула мама. — Пастушок. Анатолий, когда мы его встретили за околицей, сказал: — Вот что, обормоты, вы сегодня часика через два явитесь ко мне, на пресс-конференцию. Ясно? Точка. — И ушел. Мы переглянулись: — Про чего это он?