Сибирские огни, 1959, № 2
» — Такая же непутевая ты, как Аленка. И что у баб в голове заместо мозгов?! Чего бы не жить у нас тебе? — Вы не сердитесь, дедушка, — попросила Настя. — Иди, иди, — хмуро прервал ее Дедов. — Сегодня суббота, при готавливайся к работе. С понедельника выйдешь... На следующий день, в воскресенье, Настя пошла вместе с девуш ками в тайгу по малину. Зина не отходила от нее: рассказывала о себе, расспрашивала. Слушать ее окающий говорок Насте было приятно. — Откуда? — выделяла Зина букву «о». — С Алтая, — отвечала Анастасия Арсентьевна. — Разведенная или не выходила еще? — Умер... — Что ты! Вдовушка?! А на Алтае такие же горы? Надо же! У нас под Владимиром по лесу, словно по саду, идешь. Лужки ровные, пере лески светлые, речки тихие. А здесь все наоборот, надо же!.. Они поднимались вверх по таежной речке. То звеня на быстрых пе рекатах, то шипя и пенясь в водоворотах, речка вдруг разливалась спо койными заводями. Вдоль ее русла из глубины тайги струилась прохла да. По запахам, которые она несла с собой, можно было судить, что там, в лесных дебрях, много цветов и ягод; растет там и кедр — старожил бородатый, может, стоит он на возвышенности под жарким солнцем, лю буется вприщурку окрестными владениями и попыхивает своей смолевой трубочкой; знать, не устояла где-то подмытая речкой осина, рухнула на черемуху, сломала ее и словно разбила пузырек с горьковатым настоем; разорил где-то мишка пчелиное гнездо-дуплянку, поел всласть золотого медку, а потом подошел к речке — жадно запил сладость и обмыл под бородок студеной водой. Бежала из тайги речка и рассказывала, расска зывала, без умолку о том, что видела она, что слышала. Было спокойно Насте не спеша ступать по тропинке на виду у сол нечной смеющейся воды, не думать о вчерашнем и завтрашнем, жить лишь полднем августовского дня, материнской щедростью леса и при слушиваться к себе самой. Зина Трошина срывала крупные бледно-синие цветы — колоколь чики, наполняла их ягодами черной смородины и ела, уверяя, что это очень вкусно. Что бы ни придумала одна, моментально ее копировали другие девушки. Сорвет одна цветок шиповника, воткнет его в волосы, над ухом, — глядишь, уже у всех алеют цветки. Начнется ли одинокая песенка — все подпевают. Засмеется одна — все засмеются. Такова, знать, молодость, единством наполняющая различные сердца, роднящая их! Отогревалась Настя у этого жаркого костра молодости и хоть с чуть- чуть печальным взглядом зеленоватых глаз, но охотно отзывалась на де вичьи безобидные шалости. Не отставая от них, она надела на себя ря биновые бусы, горстью ела малину из берестяного туеска, купалась с ни ми почти в ледяной воде. Ахнули девушки, когда раздетая Настя робко входила в речку, при шпиливая косу, чтобы не замочить. Зелень прибрежных деревьев броси ла на ее смуглое тело неуловимую сизую тень, мерцающим светом осве тили ее потревоженные струи воды и с ног до головы осыпали солнеч ными зайчиками. — Девочки, глядите! — крикнула Зина, указывая на Настю, и за стыла. — Ой, Настя, какая же ты красивая! Возвращались в сумерках, хмельные от таежных запахов, уставшие неизвестно от чего. Это была даже и не усталость, а какая-то ленивая благодать: полно сил, но они дремлют, тот же жар в груди, но. не дуют пока ветры на него, не раздувают огня. Молодость!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2