Сибирские огни, 1959, № 12
• — Егорка-то? — усомнился Глеб Фомич: — Нет уж, это вы, Петр Ильич, перегибаете. И, помолчав немного, осторожно высказал: — Мне кажется, в этом Егорке есть что-то особенное. — Что же? — скептически скривил бесцветные губы Рогов. — По-моему, —г невозмутимо продолжал Глеб Фомич, — он необы чайно впечатлительный мальчишка. У него умные глаза, очень умные!.. — Верно, — с иронией похвалил Рогов, — все что-то ищет, ремешка с пряжкой, наверное... — Д а вы не смейтесь, — укоризненно сказал Глеб Фомич. — Я серь езно говорю, на Егорку надо обратить внимание. Рогов согласился, но по-своему: — Да, надо взяться за него. Завтра же возьмусь! А то ведь вот так же с пустым кошелем потом из тайги возвращаться будет... — Как сказать, — сухо отрубил Глеб Фомич, — кошельки-то бывают ^ разные — одни за плечами носят, а другие... — он стукнул себя по голо ве... — на плечах. А поэтому и не всякий груз сразу видно. Да! Глеб Фомич поднялся с колодины и пошел прочь от Рогова. Тот хотел что-то крикнуть вдогонку, уже открыл рот, но безнадежно махнул рукой. ...Домой Егорка вернулся поздно и, поев черного хлеба с луком, от правился на сеновал. Засыпая, он услышал, как Рогов, прогоняя свою ко рову по прииску, остановился около калитки и заговорил с матерью. — Что ж это вы, товарищ Брагина, за сыном не присматриваете? — укоризненно спросил Рогов. — А что, натворил что-нибудь? — испугалась мать. — Д а пока нет, а вот что из него впереди будет — тут вопрос,—мно гозначительно произнес Рогов. — Бездельничает он у вас, вот что! Без присмотра, того и гляди, за табак возьмется, а там и дальше. Так что вы • уж отметьте себе это. И„прикрикнув на корову, Рогов ушел. От этого разговора холодная льдинка появилась в груди у Егорки и долго не могла растаять. Он ворочался, вспоминая сегодняшнюю встречу с директором школы, и вообще долго не мог уснуть от разных мыслей. Егорка любил посидеть где-нибудь на утесе, откуда открывались таеж ные пади, были видны даже самые-самые дальние голубые горы, высо кие водопады и разноцветные громады скал. И еще любил Егорка слушать старого пасечника Антона, бродить с ним по тайге и ночевать под кедром у душистого костра. Или нравилось Егорке по вечерам сидеть на откосе железнодорожной насыпи и ждать, когда из-за поворота вылетит скорый поезд, прогрохочет по лесу раскатистым эхом, а потом исчезнет вдали, ос тавит над лесом клочья рваного дыма. Зимой Егорка любил смотреть на закаты. Они не были такими яркими, как летом, но зато в них было столь ко мягкого и нежного, столько красивого, что у Егорки ком застревал в горле, когда он видел их. Обо всем виденном Егорке хотелось рассказать ребятам. И он много раз пытался сделать-это, но ребятишки либо преры вали его на полуслове, сказав, что он все врет, либо просто убегали. Егорка просил мать объяснить ему то, что он видел в тайге. Мать за думывалась , озадаченно покусывая уголок платка и собирая на лбу попе речные морщинки. Потом начинала почему-то сердиться и строго отве чала. — Любопытной Варваре нос оторвали. Много знать будешь — рано состаришься! К своей классной руководительнице Софье Даниловне обращаться с расспросами Егорка стеснялся, потому что случайно подслушал, как она один раз говорила Рогову, что он, Егорка, надоел ей «пуще горькой редьки».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2