Сибирские огни, 1959, № 12
К открытому окну подошел Иван Гагарин, скрутил «козью ножку» и вдруг произнес:' — Прочитал я твою цидульку. Зря на столе оставил. Складно. И, глав ное, все правильно. Ты, это, брат, правильно. Есть такая дедовская пого ворка: «Рыба ищет, где глубже, человек — где лучше». Человека, значит, деды приравнивали к рыбе. Например, к селедке. Ты эту поговорку на соб ственной шкуре испытал. Эта самая твоя Аривик так и сделала. — Подожди, Иван!—Я подошел к окну и начал рассказывать ему все, что меня мучало. А он поддакивал, со всем соглашался, и я не мог понять: смеется он или говорит серьезно. — Так я же толкую, чудак, что все правильно. Складно. Я завтра полу чу зарплату, хозяйка выкупит все продукты—тебя же надо в дорогу спра вить. А мы тут перебьемся, привычные, наше уж дело такое. А в Нальчик ты приезжай знаешь когда? Годика так через три. Мы его к тому времени отстроим, приберем, причешем, будет точно картинка. Приедешь, а тут тебе прямо на улицах розы распрекрасные. И квартирка жактовская. Я ее к твоему приезду и побелю, и покрашу, а уж стекла вставлю так, что и ко мар носа не подточит. А про театр, про клубы, про сцены и говорить нече го: играй, мол, только. Не жизнь, а разлюли малина будет! Он сыпал свою скороговорку певучим тенорком горячо, будто искрен не, без второго значения, но от этого ирония и насмешка делались только злее. Я рассвирепел. — Ты, друг, не серчай на меня, — мягко рассыпал дробный смешок Иван. — Вильнул ведь ты с прямой дороги. — Я человек, а не железо. — А человек-то, пожалуй, покрепче железа. Не каждый, конечно. Мне стало как-то неловко перед солдатом, стыдно. — Ну, значит, я мягче железа. Иди к черту! — огрызнулся я, боясь взглянуть на него. И вдруг во всех комнатах вспыхнули электрические лампочки. Долго они висели, холодные, темные, запыленные, и вот снова горят, весело и жарко. — Анна! Анна! Свет загорелся! — закричал Иван. Прихрамывая, он бегал по комнате, тыкал палкой в потолок, показы вая на лампочку. Я влез в открытое окно. Пришла Анна Васильевна. — Ну, слава богу, точно могильная плита отвалилась, изгнали мрак! — вздохнула она. — Измучила эта проклятая темень! — Действуют ребята, а ты говоришь... — Гагарин так торжествовал,, точно это он восстановил электростанцию.—Завтра же доезжай к ним! Иг рай, пока руки не отвалятся. К ним — вот куда поезжай! А ночью я проснулся и вижу — курит Иван. Заснул, опять проснулся, и опять Иван курит торопливо и жадно. ...Как-то я, Иван и Анна Васильевна смотрели уже в новом, отстроен ном, театре спектакль «Русские люди». В театре пахло свежей краской, натертым паркетом. Зал, верхнее и нижнее фойе, балкон, ложи—все сверкало, новенькое и нарядное. Шефы— московские театры — прислали бархатные шторы, гардины, диваны, трю мо. —Загляденье, а не театр! — радовался Гагарин. Перед началом второго акта директор вышел на авансцену и объявил: наши взяли Одессу. В зале загремели аплодисменты. После этого спек такль пошел еще лучше. Я пробрался за кулисы, приткнулся у парикмахера между париками и писал Асе: «Милая, милая! Твой портретик над моей кроватью — вот и все,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2