Сибирские огни, 1959, № 12
рыхлых, расплывчатых облаков на горизонте. И вот, когда я увидел насто ящие горы, первое, что меня удивило, — это материальность, ощути мость, твердость их граней и вершин, их резкие очертания. Точно я по щупал, ударился об эти каменные громады в вечных снегах и льдах. Над всем грандиозным хребтом возвышалась четко очерченная острая верши на — один бок ее ярко-белый, другой, — темно-синий. — Вот он, Кавказ-батюшко! — восхитился Иван Гагарин. На субботник я пришел со светлым ощущением гор, своей молодос ти, свежести утра и еще чего-то счастливого, легкого. И сразу же увидел Асю Колыбельникову. Меня радовал смех ее, голос ее. Он был низкий, красивый. Выбирала она песни озорные, шуточные и пела их с подлин ной страстью, то превращаясь в испанку, то в итальянку, то в колхозную русскую девчонку, которая с упоением отхватывала развеселые частуш ки, «страдания». За каких-нибудь два месяца ее узнали и полюбили в городе. Она всегда выступала в ярко начищенных маленьких сапожках, в черной юбке и в новенькой военной гимнастерке. Широкий ремень охва тывал ее талию. Ловкая, как плясунья, крепкая, загорелая, в пилотке, она походила на зенитчицу или на медсестру из полевого госпиталя. Ася уже работала — бросала в грузовик кирпичи. Она' раздобыла где- то старенькую телогрейку и шапку-ушанку. Увидев меня, замахала рукой. — Сюда, сюда! Грузить будем! «Скажу ей, как она хороша, — решил я,—подойду и скажу!». И меня ■охватила веселая смелость. Вчера в тумане с ветвей капало, а сегодня ветер с гор оледенил их. Ветви, как прозрачные сосульки, сверкали на солнце. Зеркальные ма кушки деревьев сыпали над городом искры. Особенно сияла береза, ра спустив до земли длинные, веревочно-мягкие ветви. Сейчас они веяли по ветру, точно стеклянные косы, вспыхивали, позванивали. Ствол блестел, как завернутый в целлофан. На сверканье березы больно смотреть. Весь город в этих стеклянных садах. Я шел, нет, пожалуй, бежал к Асе и все это видел. И еще я видел среди развалин работающих людей. Они катили тачки с мусором, тащи ли носилки с кирпичами, ломами разбивали глыбы, куски стен. Все это я видел, хоть и смотрел только на Асю. «Скажу, скажу», — радовался я. Лицо Аси сияло мне навстречу. Я подбежал. — Наконец-то утро, наконец-то я вижу тебя! Ночь была такой длинной! Видишь: стеклянные сады. Я люблю их! — Что это с тобой? — весело изумилась Ася. — Весна идет, победа идет! — Ты пьян? — Боже мой! Стеклянные сады и среди них певица в мальчишеской ушанке! — Будет тебе! Грузи, а то шофер злится. Мы взялись за работу, и кирпичи загрохотали в старенький кузов. Потом мы таскали какие-то согнутые трубы, исковерканные Железные перила, куски отопительных батарей, лопатами сгребали мусор и сыпали его в носилки. Мы запылились, испачкались, но нам было очень весело. — Вот так уберем развалины и все заново построим, — серьезно сказала Ася. — После войны жизнь будет лучше и люди будут лучше, умнее, чище. После стольких смертей нельзя быть мелочным. Работала она неутомимо, умело, и руки ее были мальчишескими, цепкими, совсем не похожими на руки актрисы. Я подумал, что если бы
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2