Сибирские огни, 1959, № 12

«Вот и конец твой пришел, Иван. Встречай-ка его». Закрыл глаза. Жду смерти. Слышу — стреляют. Наши бьют гадов. А потом стихло, знать, ушли вперед. Открыл глаза, смотрю: небо чистое-чистое, и только на горизонте огромная гора-облако. Оно чуть-чуть алело и таким было ле­ гоньким, прозрачным да смутным: ровно бы, не то мерещилось, не то снилось. Одинокое, недвижное, оно весь вечер стояло, пока не погасло солнышко. И так оно почему-то растревожило меня, беда! А может, в дет­ стве я видел такое, да уж и забыл. Но только захотелось мне всю свою жизнь вспомнить. Перебираю в уме и то, и другое, и третье. А особо сто­ ит передо мной дочка, веселая, беленькая толстушка. А смерть все не идет и не идет. И розовая гора-облако замерло, оцепенело... К нам подсаживались другие солдаты, вспыхивали спички, клубился махорочный дымок. — А тут уже и свечерело. Пусто и тихо. Мое облако погасло неза­ метно, будто его и не было. Чувствую, дремлется. Измотался. Четверо Суток бой да бой. И хотел я что-то хорошее вспомнить, да не успел, зас­ нул. Ночью пал иней, но даже холод не разбудил меня. Очнулся я, когда уже солнышко сияло. Все — и трава, и кусты — ровно бы солью или са­ харом присыпаны. Искрятся. Потом задымились. Ищу облако — нет его. И чего оно запало мне в голову? Воробей этак близко сел — не боится, подлец. Еще ближе подлетел. Будто я не живой. Обидно стало. «Ах, ты», — думаю и запустил в него веткой. Он пырх—и был таков. А жажда как мучала и не расскажешь! — Это уж первое дело, —заметил долговязый солдат с рукой на перевязи. — Ну, скажи, во рту так и палит, так и палит. Слабость несусветная. А, думаю, так твою, чего тянуть, все равно крышка. Вытащил браунинг. Я его у пленного забрал. Крючок нажать, и точка. Дал я выстрел в небо, с белым светом попрощался. Ровно бы как траурный салют самому себе произвел. А выстрел грянул так шибко и звучно, по-молодому, по-боево-