Сибирские огни, 1959, № 12

застелил колени бархатным фартуком и от всей души растянул пестрые мехи. Под гулкими сводами грянул гопак. Кто-то гикнул, кто-то крякнул, какой-то долговязый солдат с рукой на перевязи сбросил шинель, хватил шапкой о груду котомок и пошел вприсядку под хохот и одобрительные выкрики. И был я здесь уже свой, был я желанным. У песни короток путь к душе. Четыре дня и четыре ночи просидел я с ними в морском вокзале. Сидя спал, курил солдатский табак, ел солдатский хлеб, меня согревала сол­ датская дружба. Из Красноводска я послал письмо до востребования в Пятигорск, куда ехала Аривик: «Я всю дорогу сопровождал тебя. И ты слышала мой голос. А теперь, пусть незримый, я первый встречу тебя в чужом городе. Я снова окликаю тебя: «Аривик, Аривик!» Так я писал, сидя на замусоренной лестнице, и вспоминал ее глаза. Удивительные, мерцающие глаза армянской девушки. Но они иногда глядели на человека и не видели его. Они отсутствовали. Как же она чувствует себя сейчас, в этом потоке усталых людей, пропахших потом войны и труда? ...На пятый день пришел специально вызванный пароход. Каюты и теплые места уже заняты, на палубе негде ступить. Я растерянно остано­ вился среди лежащих вповалку людей. На меня кричали, ругались — я загородил вещами узенькую дорожку для прохода. Тут я увидел: на свертке каната сидит Иван Гагарин и отчаянно машет мне: — Эй, сопутник! Сыпь ко мне! Стемнело. Холод пробирал. Пароход уже вышел в море. Я развязал постель. Иван Гагарин в шинели, я в пальто, не снимая шапок, мы заб­ рались под мое одеяло. Оно билось над нами, вздувалось пузырем. Иног­ да ревел гудок. Каспий волновался во тьме. Моросил дождик. Мы по- братски прижались друг к другу, грелись. Глубокой ночью началась качка, и на палубе почти всех сразила мор­ ская болезнь. Люди вскакивали позеленевшие, с выкатившимися глаза­ ми и, прыгая через лежащих, бросались к борту. Январское море во мраке было страшным. Катились волны, белея пеной, а над ними неслись тучи, брызгая дождем. Уже полмесяца я был в дороге. Измученный, обросший и неспавший многие сутки, я мечтал скорей приехать, вымыться, надеть все чистое • и начать работать. Я тоскливо вздохнул. — Не спишь? — спросил Иван Гагарин. — И я что-то бодрствую. Мы высунули из-под одеяла головы. Дождь перестал. Воздух мор­ ской был свежий, влажный. — У тебя жинка есть? — поинтересовался Гагарин. — Была да сплыла, — тихо ответил я. — Да-а... Так, так... — Иван Гагарин закурил. —Хочешь, я расска­ жу тебе, как один раз меня ранили? — Иван Гагарин сел поудобнее, при­ валился к канатному свертку, вытянул ногу. — Батальон наш, под при­ крытием артиллерии, пошел в наступление. Пока делали перебежки в кустах, было еще туда-сюда. Но только это мы выкатились на ровное место, меня и толкнуло в грудь и теплым смочило. Упал я в шелковую травушку, задираю гимнастерку: мать честная — кровь! Стер ее, вижу — дырка, а из нее красная струйка-ниточка цедится, а боли никакой. «Что же это такое?» — думаю. Обмотался я бинтом и давай бог ноги —следом за цепью. И вдруг мне будто кто-то ногу подставил. Рухнул я. Отполз в кусты, глянул — и аж вздрогнул: штанина разорвана, и огромная рана кровавится, кость видна. И тут мне стало все как-то безразлично. Вроде бы даже так это лениво, с прохладцей забинтовал я ногу. А сам думаю: