Сибирские огни, 1959, № 12

И мелькнул Самарканд, потом Ашхабад. Я выходил на перроны го­ родов, которые всегда манили и что-то обещали. Я видел огни, сады, трамваи, кварталы, уходящие под навесы деревьев. И чувство одиноче­ ства и заброшенности охватывало меня. Я ходил и умолял: хоть бы еще раз мелькнуло твое лицо, твой над­ менный профиль. Как мне не хватало в эти дни Ивана Гагарина! Мы в Ташкенте по­ теряли друг друга. В зал, где были воинские кассы, меня не пустили, и Гагарин, конечно, уехал в тот же день. Мне было бы совсем плохо, если б не мой закадычный друг баян. Я играл в Ташкенте в зале ожидания, играл на перронах, играл в вагоне. И люди быстро сходились со мной, рассказывали о своей жизни, о своих тайнах, о своих горестях. И все родней и родней становились вы мне, милые сопутники мои. Среди таких, как вы, я родился. Я ел ваш хлеб. Вы научили меня своим песням. И для вас я играю их. Аривик... Да разве это горе? Рядом со мной в вагоне ты, сержант Петро. Война тебе выжгла глаза. Рядом со мной и вы, усталая женщина. У вас в бою под Смоленском пали смертью храбрых два сына и муж. Да разве повернется мой язык сказать, что у меня горе? Я — молчу. Я играю вам, слушайте! Все песни мои только вам. ...Наконец я приехал в Красноводск. Маленький каменный, без еди­ ного деревца и как будто залитый мазутом, он был окружен грязным, радужным от нефти, морем, захламленным берегом порта, унылыми крас­ новатыми горами и мертвой пустыней. Люди забили морской вокзал. Уже неделю пароходы не брали пас­ сажиров: перевозили воинскую часть. Она грузилась с лошадьми, с пушками, с повозками и кухнями, рва­ лась к Крыму, к войне. Через побитые окна в вокзале клокотал холодный, зимний ветер с Каспия, и свистел, и бурил в грязных коридорах, на лестнице, в залах. Я стоял, коченея, курил, и мне казалось, что уже никогда не будет весны, цветов, музыки, нарядных веселых людей. — Ничего, ничего, сопутник, не вешай нос! — услыхал я знакомый голос. И с какой же радостью я схватил руку Ивана Гагарина. Он уже неделю сидел в порту. Гагарин провел меня в зал ожидания для военных. Здесь тоже бит­ ком, но зато хоть можно сидеть на скамейке. Большой зал гудел. Хохот, говор, груды котомок, вещмешков, дымя­ щиеся алюминиевые кружки с кипятком, клубы дыма. Выписавшись из госпиталей, солдаты, безрукие, израненные, на костылях, ехали на Ку­ бань, на сожженную Украину, на Кавказ, ехали, не зная, найдут живыми родных или нет, целы их дома, деревни или уж вместо них одни головеш­ ки. Увидев на моей спине баян, они зашумели громче. — Эй, браток! А ну, разворачивай свою гармозу! — Садись, друг! Тебя-то нам и не хватало! — А ну, дерни чего-нибудь повеселее! — Лезгинку, кацо! Душа просит! — Крой нашенское, фронтовое! — Не слухай их, хлопче, заводи украински писни! Солдаты шли ко мне, освобождали скамью, укладывали мой чемо­ дан, протягивали кисеты с махоркой. — Вот как тебя народ-то привечает, — ухмылялся Гагарин во все свое пухлое, бабье лицо. Не торопясь, перекидываясь шутками, я выкурил «козью ножку»,