Сибирские огни, 1959, № 12
— Еду и думаю: все разворотила война. А сколько потеряно хоро ших людей, — проговорил я. — Ничего! Где наша не пропадала! В гражданскую было хуже — однако встали на ноги. Немцев-то уже поперли в три шеи. После Сталин града им забросили крепкую петлю. Несмотря на то, что солдат говорил скороговоркой, речь его каза лась певучей из-за того, что тенор у него был необыкновенно чистым и звонким. От убежденности солдата становилось легче. Мы вошли в вагон, присели на его полку. Солдат вытащил кисет, настриженную треугольниками газету. Привычный к походам, он сразу же обживал любое место. И в купе у него было уютно. Даже махорка его пахла вкусно, по-де ревенски. — Гоним, гоним, браток, врагов. Скоро Гитлеру капут. А уж тогда заживем лучше некуда. Теперь мы бессмертные, — задумчиво и певуче сыпались его слова. — А чего это у вас зеленая тоска в глазах? — вне запно положил он ладонь на мое колено. — Должно быть, дорога укатала, — ответил я смущенно, — вокза лы забиты, поезда — битком. Один Новосибирск чего стоит... Пять дней торчал в очереди за билетом... * — Д а это ж ничего. Это ж не главное. А потом, дорога работает на войну. Частные разъезды приходится сокращать. Вы, наверное, один едете? — Один?... Теперь — один... совсем. — Ага... так, так... — И солдат, должно быть, смутно почувствовал то, что я не сказал прямо. — Один. Оно и видно. Одичали немножко. И куда же вы? — Далеко. В Нальчик. — Эге, значит, сопутник мой. А я до Прохладного. Это совсем рядом с Нальчиком. Как звать-то вас? Я назвался. — Славно. Добре. А я солдат Иван Гагарин. Со смертью обнимался, да цел остался. Вот только ногу из строя вывели. Правлю домой, а что поджидает — не знаю. Была жена, дочь, отец, домишко. А вот уже два года ни слуху, ни духу. Посмотрим, как оно и что. Давайте уж держаться вместе. Профессия-то какая? — Баянист. Филармония пригласила в Нальчик. В армию не взяли. С ногами у меня ни к черту. Закупорка вен. Чуть похожу лишнего, и ко нец, ложись в кровать. Даже стройбатальон от меня отказался. А перед людьми неудобно: молодой, и вдруг в тылу. Вот и выбрал город потруд нее. Там все восстанавливать нужно. — Душу человека веселить — большое дело! Я обрадовался этому человеку, как родному. Он сыпанул мне на ночь махорки из кисета. — Когда один — «козья ножка», брат, незаменима. Потом мы пили кипяток с хлебом и солью. Иван Гагарин ел удиви тельно вкусно и красиво, точно в руках его был не кусок черного хлеба, а сдобная булка. Весь он какой-то уверенный, домовитый и уютный, как в мороз крестьянская изба с пылающей печью... И помню я еще сны... Всю дорогу они были моими «сопутниками». Одни и те же сны. От них я просыпался с мокрыми ресницами и с ною щим сердцем. Видел я так: в глубине огромной сцены стоит молодень кая женщина в черном бархатном платье, щека ее прижалась к скрипке, взлетает смычок, дорогой камешек на перстне вспыхивает зелеными, дэо-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2