Сибирские огни, 1959, № 12

говорили, радовались, плакали. Я почти осязал этот горячий поток взба­ ламученной жизни... Но стоило мне отложить баян, как снова оживало мое, тайное, и я рвался к тебе, Аривик. На всех крупных станциях я выходил и смотрел: может быть, поя­ вишься ты. Я вздрагивал, лишь только мелькала дошка. Но тебя все не было и не было. И только в Семипалатинске поздним вечером ты вышла из вагона. Уверенная, гордая своей красотой, ходила по перрону. Я под­ нял воротник, закрыл лицо, прошел мимо, среди бегающих людей, и ти­ хонько позвал: «Аривик!». Ты остановилась в недоумении, оглянулась по сторонам. В свете фонаря вокруг головы твоей, перед твоим лицом густо кружился снегопад, серебрил твою дошку. Решив, что почудилось, ты ти­ хонько пошла дальше. И опять, из суетящейся толпы, я позвал в отчая­ нии: «Аривик!» В степи за Семипалатинском поезд попал в снежную бурю. Я стоял в прокуренном тамбуре. Даже сквозь шум поезда слышно было, как выл и ревел ветер, в окнах клубился белый дым снега. Одинокий поезд мчал­ ся в море тьмы и бури, оглашая пустыню тревожными гудками. Почему же я запомнил это? Не потому ли, что и я походил на этот ревущий поезд среди бури войны, неудач, утрат и горестей? Только что погиб на фронте мой брат, и только что женщина ушла от меня. И все же я мчался следом за ней через эту снежную бурю. Я притих в ледяном тамбуре, «трубя в беззвучный рог воспоминаний». И такая тоска прикоснулась к сердцу, что я, должно быть, застонал, по­ тому что кто-то спросил: — Что, брат, неуютно? Я вздрогнул и обернулся. В уголке тамбура стоял солдат с палкой.